Все вроде бы говорило за связь Гамзаева с теми, кто имел дело с доставкой и с распространением наркотиков, ибо сколь не велики были его подрядные работы, домой он возвращался всегда засветло, а потом почти до полуночи прошмыгивали к нему мужчины, и даже женщины. И так почти каждый вечер, каждую ночь. Исключая те ночи, когда к нему приходила Марьям.
– Анашу курят, – утверждал начальник милиции. – Точно знаю, что анашу.
– Накройте, – не единожды советовал начальнику милиции Кулибеков. – Слова к делу не пришьешь.
– И-и, они что, ишаки вислоухие? Дом у него как стоит? То-то. Пока мы подходим, они все по кустам. Кальян хозяин успевает опростать. А что горячий, какое милиции дело. Курил. Табак курил. При чем здесь анаша? Еще жалобу напишет, что в дом незаконно ворвались. И верно сделает. Без санкции прокурора какой обыск?
А после того, как наркомафия выскользнула, о Руслане Гамзаеве заговорили как о воре. Исчезла колхозная лошадь, которую так и не нашли, молва тут же обвинила Гамзаева. Упрямо на него все валят, хотя прямых доказательств никто не приводит.
Тут случилось еще одно: Гамзаев продал втридорога отрез панбархата и несколько нейлоновых рубашек, и городишко сразу узнал об этом. Гамзаев вроде бы спокойно отнесся к молве, объяснив, что панбархат остался от отца, рубашки он прежде купил себе, теперь они ему не нужны, вот и продал, а через некоторое время, под пьяную руку основательно помял того, кто купил не рядясь, а потом обвинил его, Гамзаева, в спекуляции.
Весть о самосуде с еще большей скоростью разнеслась по всему городку и, как это обычно бывает, из воробья превратилась если не в слона, то по крайней мере в порядочную свинью, подсунутую Гамзаеву: на одном конце говорили, что Руслан побил кого-то за донос на него в милицию, в обывательских домах другого конца с ужасом перешептывались, что Гамзаев зарезал человека.
В общем, устоялось такое мнение, что во всем, что бы ни произошло плохого, везде замешан Гамзаев.
«Где вой, там и шакалы, – рассуждал Кулибеков, предполагая, что из ничего слухи не возникают, только можно ли слухам доверять? – Нужно вначале к Ибрагиму заехать, послушать, что он скажет. Потом дальше шажок за шажком до истины».
Зоотехник животноводческой фермы Ибрагим Хусаинов был не только давнишним знакомым Кулибекова, но и руководителем колхозных дружинников, поэтому знал хорошо все новости в городке. За Гамзаевым он тоже, по просьбе пограничников, присматривал. Главным в этом пригляде было то, чтобы не осталось без внимания ни одно посещение его дома кем-либо из приезжих.
Ибрагима в конторе не было, но, к радости Кулибекова, зоотехника ждала Марьям Садыкова, молодая женщина, с короткой мужской стрижкой, что, как ни удивительно, делало ее лицо женственно-нежным. Одета она была в поношенный, но чистый комбинезон, на плотных стройных ногах были кирзовые сапоги, но сидели они ловко, не слишком безобразя ноги, а наоборот, сами казались не такими грубыми и жесткими.
– Как тут у вас житье-бытье? – спросил Кулибеков, присаживаясь к столу, грубо сбитому из толстых досок.
– Всякое бывает, – неопределенно отозвалась Марьям, а когда Кулибеков поинтересовался: «Какое это всякое?», она, лукаво улыбнувшись, ответила вопросом: – Раз уж такая дальняя дорога привела пограничников к нам раньше крика петуха, значит, случилось что-то серьезное.
Не могла она не знать о краже, не могла обойти Садыкову и молва людская по такому случаю, поэтому Кулибеков решил вести с ней разговор открытым текстом.
