Пастух и Ткачиха - страница 20

– У нашего тоже, – отозвался Нью-Ланг. – Литературный язык вэньянь и народный язык байхуа.

– Как интересно! Впервые слышу! Пожалуйста, скажите, в какой степени…

Дверь открылась, и монотонный голос позвал:

– Ханна Самойловна Билкес! Маркус Гедалевич Герцфельд!

– Простите, – сказала Ханна Билкес. – Нам пора в паспортный стол. Надеюсь, мы еще увидимся.

В паспортном столе собралась очередь из нескольких человек, и им предложили пока присесть.

– Могли бы просто оставить нас снаружи! – с неуместным пылом запротестовала Ханна.

– Снаружи или внутри, какая разница, – сказал Маркус Герцфельд.

Наконец, их документы были готовы: Ханна Самойловна Билкес, родилась в 1905 году в Дрогобыче, Польша (бывшая Австрия), писательница, без гражданства, не замужем, эмигрировала из Вены в октябре 1937 года, и Маркус Гедалевич Герцфельд, родился в 1902 году в Кракове, Польша (бывшая Австрия), учитель средней школы, без гражданства, женат, эмигрировал из Вены в октябре 1937 года.

– Выходит, вы галициец с Дикого Запада, – пошутила Ханна, обернувшись через плечо.

– Я полностью ручной.

– Ваша Франя уверяла меня в обратном.

– Да, для жен мы всегда недостаточно ручные, – болтая и жестикулируя, они спустились по лестнице. На выходе неподвижно стоял Нью-Ланг.

– Мне кажется, – тихо заметил Маркус Герцфельд, – китаец в вас влюбился.

– Ну и правильно, – ответила Ханна с мечтательной самоиронией. – Было бы очень обидно, если бы было иначе.

– Куда вы идете? – вежливо спросил Нью-Ланг.

– На Дмитровку. Вы тоже?

– Я тоже.

– Там висит афиша еврейского театра, – сказала Ханна, близоруко прищурившись.

– Почему вы не носите очки? – упрекнул ее Маркус.

– Из тщеславия, – быстро объяснила Ханна.

– В Китае женщины столь же тщеславны? – поинтересовался Маркус.

– Никто не лишен тщеславия, – философски заметил Нью-Ланг.

– Но лишь немногие готовы признавать это открыто, как мисс Ханна.

Они остановились перед афишей. Нью-Ланг задал несколько удивительно профессиональных вопросов.

– Вы разбираетесь лучше, чем мы! – удивился Маркус.

– Я руководил театром в Шанхае, – скромно ответил Нью-Ланг.

– Нам нужно сходить на это всем вместе, – с нетерпением сказала Ханна. – Это Шолом-Алейхем, еврейский Марк Твен.

Они дошли до квартиры Маркуса Герцфельда.

– Наши имена вы уже знаете, – сказал он. – Можем мы тоже…

– Пожалуйста, зовите меня Нью-Ланг, – ответил его собеседник, с незаметным замешательством проглотив свою фамилию.

– У большинства китайских имен очень красивые значения, – заметила Ханна.

– У моего скромного имени значение простое: пастух.

– Пастух? – переспросил Маркус, который никогда не упускал возможности для насмешки. – Значит, я могу откланяться и передать мисс Ханну под вашу защиту.

– Я думала, вы ставите рога только своей супруге, – засмеялась Ханна ему вслед.

– Вы сейчас домой? – спросил Нью-Ланг.

– Мне еще нужно доехать на трамвае до издательства иностранной литературы.

– А мне в Институт Востока. Нам по пути.

– Видите маленький отель в том переулке? – спросила Ханна. – Я живу там. К вашему сведению.

– Если вы позволите… – смутился Нью-Ланг.

– Вам же нужно мне многое рассказать, – порывисто, но деловито сказала Ханна. – Во‑первых, про два языка. Во‑вторых, про театр. В‑третьих…

Подъехал трамвай. Он оказался, как обычно, переполнен, и Ханна постоянно жаловалась на это, в свойственной белым варварам манере. Как ни странно, Нью-Ланга это не оттолкнуло, а позабавило.