Пастух и Ткачиха - страница 6

По шанхайской традиции и деревенским обычаям он критиковал свою мать, но в голосе слышались нотки нежного уважения.

– Она по-прежнему делает прекрасные вышивки?

– Да, недавно опять вышила детское платье, но как ей заплатили? Курам на смех. А теперь она каждый вечер молится звездам и жалуется Дше-Ню, покровительнице все ткачих и швей. Разумеется, это ей очень поможет, – он сплюнул.

– Нужно убираться из Китая, – сказал Нью-Ланг, вздрогнув. – Просто убираться из этой страны призраков.

Бо-Ченг с любопытством смотрел ему в рот и казалось, пометил слово, которое еще не мог записать, двумя резкими морщинами у себя на лбу. Как же блестяще выражается его учитель!

– Страна призраков, – повторил он. – Золотые слова. Эх! У нашего соседа в деревне есть маленький сын, и он уже кашляет. Они назвали малыша Ссе-Эр, вторая смерть, – думают, так они угодят смерти, и она пощадит их ребенка. Разумеется, еще они остригли ему волосы, оставив лишь одну небольшую прядь, чтобы заплести косичку. Понимаешь? Эх! Это по-прежнему считается верным средством, чтобы злые духи проявили благосклонность к ребенку.

Нью-Ланг внимательно слушал. Ему нравилось, когда ученики рассказывали истории из деревни.

– Недавно к маме явилась ночью моя двоюродная бабушка. Мама принялась кланяться и дрожать от ужаса. Что случилось, если старуха проделала сквозь тьму долгий путь из соседней деревни? Одним словом: той взбрело в голову, что нужно получить от всех родственников, дальних и ближних, обещание положить ей в могилу бумажные куклы ее четырех детей.

Разумеется, на следующий день мама наносит ей ответный визит. Она берет с собой моего маленького брата – того, который однажды сказал, что хочет стать плотником. На обратной дороге она попадает под дождь, и братик простужается. На следующее утро он с температурой, в бессознательном состоянии. Вместо того, чтобы о нем позаботиться, мама бросает его и, хотя на улице светит солнце, берет зонт и горящую свечу и задыхаясь отправляется в дорогу. Потому что раз мальчик без сознания, значит, его душа осталась в доме двоюродной бабушки, и ее нужно забрать. Через два часа мама возвращается, едва дыша от быстрого бега, но с раскрытым зонтом и горящей свечой, и что-то громко говорит. Потому что воображает, будто держит на руках душу моего брата, привлекая ее свечой и защищая зонтом. А когда она приходит домой, малыш там уже очнулся и играет деревяшками, и она кланяется до земли всемогущему Будде.

Они прошли великолепный Бридж-Парк. Перед воротами висела надпись на английском языке: «Собакам и китайцам вход запрещен».

Повисла пауза. Худая, но жилистая фигура Бо-Ченга замерла. На его скуластом лице закипела тяжелая работа.

– Думаешь, Китай – страна призраков? Эх! Весь Китай? Однажды я видел здесь, в Шанхае, как мужчина поставил на могилу предков чашку с рисом. И вдруг заметил, как два белых дьявола, двое англичан, наблюдают за ним и смеются: «Ты что, китаеза, думаешь, твои предки явятся есть рис?» А он не растерялся и ответил: «Только когда ваши почтенные предки явятся понюхать цветы».

– Я понимаю, к чему ты клонишь, – начал Нью-Ланг, но Бо-Ченг в потоке повествования внезапно наткнулся на новую мысль.

– Позавчера я переправлялся через Ванг-Пу в деревню, и тут заходит испанский священник. В последний момент появляются еще два иностранца и садятся с ним рядом. Он встает, лодка трогается и качается, он по-прежнему стоит, его ноги путаются в длинной юбке, мне становится его жалко. «Вы не хотите сесть?» – спрашиваю я. – «Нет». – «Почему?» «Я не сяду рядом с евреем, – тихо говорит он по-китайски. – Он распял Иисуса Христа». «Когда?» – изумленно спрашиваю я. И он отвечает: «Две тысячи лет назад».