Пасынок Вселенной. История гаденыша - страница 19

Нормальный подросток на этом бы успокоился. Конченный неадекватный псих схватил бы стул, задрал над головой и добил врага. Со всеми вытекающими последствиями. А я… Я перекатил стул, упер острый край спинки ему в щитовидный хрящ и налег сверху. Так и давил, пока меня не оттащили и не скрутили.

Хотел ли я его убить? Понятия не имею. Я уже говорил – для меня система ценностей выглядит несколько иначе, чем для обычного человека. Может, я и не собирался его убивать, но и не дозировал свою агрессию, чтобы сохранить ему жизнь. Хочет ли пулеметчик, поливающий окрестности огнем, убить кого-нибудь конкретно? По-моему, дурацкий вопрос. Он же в этот момент не соображает ни черта.

Могу сказать только, что он остался жив. Строго говоря, я не убил еще одного ни в чем не повинного человека. Меня оттащили в кабинет директора, вызвали полицию, долго что-то оформляли и выспрашивали, а потом отправили обратно в приют. Говорят, шла речь о том, что школьная администрация настаивала на том, чтобы я больше не появлялся в школе, что мне нужна профессиональная помощь и все такое. Но все обошлось. Большой Папочка, очевидно, был в восторге.

А Крис той же ночью после отбоя сказал:

– Рано или поздно они тебя упекут.

– Куда? – равнодушно спросил я. Нет, правда, на меня, как и после случая с толстым уродом, накатило какое-то совершенно стеклянное спокойствие.

– В Шестерку, – объяснил Крис.

– Мне одиннадцать. Не смогут.

– Через год смогут. Или вообще в психушку. Или затравят психиатрами.

– Ты думаешь, я псих? – спросил я.

– Конечно, – усмехнулся Крис. – Все либо психи, либо трусы, либо уроды, либо извращенцы. Либо все вместе. Но ты классный.

– Спасибо, – фыркнул я.

– Но кому какая разница? – Он помолчал, а потом вдруг спросил: – Ты когда-нибудь был на кладбище?

– Не-а, – растерялся я.

– А я был. Знаешь, там до хренища могил. Так много, что мне показалось, что почти все померли.

– Это ты к чему? – не понял я.

– К тому, что некоторые из тех, кто там теперь лежит, наверное, тоже были классные. Ну и что? А теперь вот кормят червей. И ни черта не изменилось.

Я совершенно честно не знал как на это ответить, поэтому тупо промолчал.

– Жизнь – это паршивая штука, – развивал свою мысль Крис. – Больно, обидно, несправедливо. А в конце сдохнешь. И если бы Бог был честным – не надо было бы вообще рождаться.

– Ты чего такое несешь? – удивился я.

– Ничего, – тихо проговорил он. – Просто я боюсь, что они тебя сожрут.

– Кто?

– Все. Взрослые. Мир. Ты не умеешь останавливаться. Ты сумасшедший. И рано или поздно они тебя сожрут. И я останусь один.

Больше он ничего не говорил. Я и не настаивал. Я думал. На самом деле, мне было почти что наплевать что со мной будет – сам не знаю почему. Но то, что я кому-то нужен настолько, что он боится меня потерять, было откровением. Нет, я не стал мыслить в том ключе, что теперь вот я должен взять себя в руки ради Криса, потому что я ему нужен и бла-бла-бла. Самопожертвование никогда не было пунктом моего характера. Но все же его слова заставили меня задуматься.

Что касается моей перспективы, тут я тоже не особенно волновался. К тому моменту я уже успел осознать, что мир взрослых очень много и часто грозится, пугает и мало когда действует. Цивилизованность. Вряд ли они отправят меня в психушку. Наверное, я был дурак. То есть, я точно был дурак. И если бы Большой Папочка тогда задумался, он бы наверняка понял, что рано или поздно я сотворю такое от чего не поздоровится всем. Но в тот момент мне казалось, что он всегда старается замять скандалы. Административный рефлекс. Его позиция против позиции директора школы. Но я сирота, следовательно, жизнь у меня по определению не сахар, а значит, меня нельзя обижать и притеснять. До абсурда. Как гомосексуалиста, честное слово. Сам Большой Папочка всегда утверждал, что в таких ситуациях он нас спасает, потому что мы несчастные дети и каждый из нас заслуживает второй шанс… и третий шанс… и десятый шанс. Мы же были уверены, что он просто стремится не выносить сор из избы.