И под нашей луной голубой
Чудеса всеразличные множатся.
Ты хотел бы остаться собой,
Но наденешь чужую кожицу.
Он приветствует этот миг,
Для него готова отмета:
По асфальту плывёт рыба сиг
В суматохе жаркого лета.
Облик новый ты зря надел,
Невозможны черты иные —
Это знают и даже те,
Что испитые шеи выют.
Славно пахнёт паленый асфальт,
По нему ты загнанный движешься;
Раз – прицел, на курок – и два,
Рана мощная, не залижешься…
Испарение темных струй,
Крови струй бесполезно пылящихся —
Тут конечно же рифма БУЙ,
Какового у нас два ящика…
Все же он продолжает молчать,
А ведь, кажется, уж невозможно —
Зря ты рот отверзаешь, крича:
Я такой же, как ты, сапожник,
Я хватаю стальную иглу —
Куча кожи и крепкая дратва.
Пауки скребутся в углу
Зеленющие… Кончено… Прав ты.
По утрам он вонзает взгляд —
Книг навалом, и все из камня.
Ты странички листаешь подряд:
Сколько букв, этот город странен…
Всё из камня: книги, интриги,
Голоса, даже камни и злато —
Изваяем из камня фиги:
Их фиговость столь камневата…
Ослепленье живущих букв,
Вероятно, тебя не коснется.
Вероятно… Отсутствие мук
Невозможно! Тут Конь принесётся
С синеватым оскалом рта,
Исступлённой болью задушен;
Все шарахнутся – он по углам
Бьёт копытом, домик разрушен…
Но надеялись все ещё —
«Это просто наутро после,
После будет порядок большой…»
Только Конь вдруг явил свои кости —
Обожжённую клочьями плоть
Дымной гарью по ветру кинул;
Ссохся хлебный последний ломоть,
Подставляй под удар свою спину…
Белым плотным туманом день,
В нём пустоты – и мы здесь жили.
Он залез на дубовый пень.
После пива они отлили…
Ветер начал зигзагам дуть,
Взрывом воздух темней и колючей
В долевой отправлялся путь —
Буратино свой выебал ключик,
Миг последний – узора прицел
Всё спокойно и радужно минет;
Нет, ты что, ты останешься цел —
Он не в духе сегодня ныне…
