– Тетрадь с конспектами на подоконнике, – Богдан кивнул в сторону окна и потерял всякий интерес к вошедшему.
Возвращаясь с тетрадкой по коридору, Стас вспомнил новогоднюю ночь в общаге.
Первый студенческий Новый год, романтическое настроение, ну как тут не выпить! После того как спиртное подействовало, девушки, сидевшие за импровизированным столом, стали похожи почему-то на Наташ. Кто – на Наталью Фатееву, кто – на Варлей, кто – на Кустинскую. Выбирай – не хочу.
Все три были со старших курсов, и все одновременно строили глазки Стасу. С учетом того, что парней на этаже осталось немного – большинство разъехалось на праздник по домам, Пермяков был практически нарасхват. Каждая из девушек приготовила свое блюдо, которое Стас дегустировал.
Когда праздник наступил как по-местному, так и по московскому времени, Пермякова почему-то потянуло спать. Причем так интенсивно, что парень готов был улечься прямо на немытом полу.
Более устойчивые к алкоголю старшекурсницы допустить этого не могли, заботливо довели до первой свободной комнаты, что-то щебеча наперебой, раздели и уложили в постель. Он отлично помнил, что засыпал совершенно один. А то, что комната не его, – ему в тот момент было абсолютно по барабану.
Разбудил его скрип соседней кровати и приглушенный разговор.
– У тебя он не попадает, чудик, давай помогу, – голос принадлежал Лидке Насоновой, отличнице из параллельной группы. – Не дыши так тяжело, еще ничего не случилось, а задышал-то как, задышал, поглядите на него! Задохнешься, и на самое главное сил не хватит.
– Так у тебя жопа проваливается, блин, – отвечал незнакомый приглушенный мужской голос с хрипотцой. – Хоть бы подушку положила или атлас по анатомии.
– Трахаться на атласе по анатомии! Ты ничего более интересного не мог предложить? Прикинь, если доцент Казначеевская об этом узнает, что будет. Так и скажи, что у тебя не стоит…
В этот момент отворилась входная дверь, кто-то заглянул в комнату, кровать на миг перестала скрипеть.
– У кого это не стоит в новогоднюю ночь? Что я вижу? Ни фига себе! Три пустых кровати! – возмущению Лехи Дуба не было предела. – Невиданная роскошь!
– Э, Дуб, будь осторожен, там Стасеныш спит, – послышалось из коридора. – Он малость перебрал, бывает.
– Обижаешь, шеф, – горячо зашептал в ответ Леха. – Что я, первый раз, что ли? Пусть дрыхнет себе, мы его не разбудим. Но Стасеныш такой чувак, свой в доску, трусы в полоску… Даже если проснется, вида не покажет. Штирлиц, блин!
– А Стасеныш – это кто? – поинтересовался совсем еще юный голос. Только что проснувшийся готов был поклясться, что никогда не слышал его.
– У, Стасеныш – это Стасеныш… Это всерьез и надолго. Так что – тихо, как мышка, которая пришла к мышеловке тибрить сыр. Чур, громко не стонать! Иначе больше не позову, усекла?
Сон у спящего студента как рукой сняло. Он вдруг поймал себя на том, что слова Дуба ему пришлись по душе. Глаза помаленьку начали привыкать к темноте. То, что разворачивалось буквально в метре от его головы, не шло ни в какое сравнение с фильмами от 16 лет, которые ему изредка доводилось смотреть до этого.
Ну, Дубовик, ну, сукин сын! Чувак!
Первая парочка, нисколько не стесняясь присутствия посторонних, вскоре вернулась к своим сексуальным опытам, продолжая комментировать неудачи и смаковать достижения. Кровать под Лехой Дубовым и его партнершей вскоре также заскрипела, правда, на более высокой ноте и с ускоренной частотой. Вскоре присоединилось и голосовое сопровождение в виде стонов, ахов и охов.
