Перед будущим - страница 40

Мы идем, возражал я.

Он сплевывал: это не считается.

Я мог бы сказать ему, что среди бесконечного развала тяжелых будто литых вулканических пород мне очень хочется найти настоящие морские осадочные отложения, но он бы только удивился этому. Зачем морские? Какое море? Поэтому я ничего такого не говорил, только ёжился, когда из долины снизу тянуло туманом. Влажные холодные клочья его выносило, выдавливало из-за серых каменных скал, никакого ветра не чувствовалось, но все вокруг находилось в непрестанном неясном движении.

Зачем тебе морские отложения? Чем они отличаются от других?

Цветом, мог бы ответить я. Более темным, чем кристаллические сланцы или эффузивы. Иногда на плоских известняковых плитах можно даже увидеть отпечатки, ну, вот такие, будто твоя лошадь наступила на камень и оставила четкий след. Нет, сплюнул бы проводник Кергилов, он в горах всю жизнь, ничего такого не видел. Все камни тут одинаковые. Любой камень можно топтать ногами, даже копыто самой крепкой лошади не оставит на нем отпечатка.

Голос проводника звучал глухо.

Не только потому что мы находились на высоте не менее двух тысяч метров (я судил по карте и барометру), а из-за все больше сгущающегося тумана. Даже подкованная лошадь не оставит следов на плотном камне. Кергилов неодобрительно шлепнул лошадь по блестящему крупу, будто она в чем-то была виновата. Он никогда не видел, чтобы лошадь, даже тяжело загруженная, даже хорошо подкованная, оставляла вдавленный в камне след.

А вот с каменной стены я срывался, бурчал про себя Кергилов.

Он тогда сильно ударился, катился по склону, но все равно не оставил на камне никаких следов. Он даже руку сломал, такое было. А вот копыто даже самой тяжелой лошади никаких отпечатков на камне никогда не оставляет.

Так я же говорю не про лошадь, возражал я Кергилову.

Но он меня не слушал. Он был убежден, что я говорю про его лошадь. Он отстаивал ее честь. Его лошади уже семь лет, бормотал он, и за все это время на камнях она не оставляла никаких отпечатков. Он опять шлепнул лошадь. Он никогда не видел, чтобы его лошадь оставляла отпечаток на камне. Так это же не след от лошади, пытался я пробиться к сознанию проводника. Как так? Почему не лошади? Кергилов был еле виден в тумане. Отпечаток на камне – это след от древних погибших организмов. Да ну, вот уж этому Кергилов совсем не верил. Какие организмы? Я уточнял: крупные. Он сплевывал, у них, у этих организмов, ноги что ли совсем железные? Да нет, обычные, отвечал я, а у некоторых так вообще ног нет. Тогда чем они топчут камень? Да ничем не топчут, отвечал я. Тогда как на камне остается отпечаток?

Незаметно я приотстал от проводника.

Причина для этого была: я прихрамывал.

И неудивительно, все-таки несколько дней пути по бездорожью, на высоте.

Привязки геолога Поспелова в его полевом дневнике стопроцентно относились к заброшенному забытому селению. Это я знал. Возможно, он сам поднимался к руинам. Или подходил близко. Я надеялся, что мы скоро выйдем к описанному Поспеловым месту. Я привык к точности проводника, и знал, что он в общем не ошибается, выбирая направление.

Не торопись так, сказал я Кергилову, у меня нога болит.

Это неправильно, глухо откликнулся проводник. Я кивнул: знаю.

И спросил: а скоро ли дойдем до селения? Он ответил: да нет там никакого селения. А вот на карте указано бывшее селение, значит, там люди жили, может там дрова есть. Кергилов из тумана глухо ответил: ничего такого там нет. И стен нет. И дров нет. А как там жили эти люди? Он не знает. Я его почти не видел – так… неопределенное серое пятно в тумане… Ты иди все время вверх, не собьешься, доносился до меня глухой голос. Иди все время вверх, не сворачивай, тогда придешь, куда нужно.