– Бедный идальго вспомнил жаркие объятья Дульцинеи Тобосской?
– Нет, Кате… – машинально поправляя, начал Чуркин но, спохватившись, осёкся и открыл глаза.
Перед ним стоял «инвалид» и, иронично улыбаясь, ждал. Он был на двух ногах!.. Правда, вторая была протезом. Исчезли патлатые волосы головы и бороды. Вместо них – стрижка «под нуль» и аккуратная испанская бородка с лёгкой проседью. Чуркин ошалело поморгал глазами и, наконец, с вызовом и даже с неприязнью произнёс:
– А вам, собственно, какое до этого дело?
– О, дон Сандро! Когда бедный идальго в беде, кабальеро Родригес обязан оказать посильную помощь… Или дон Сандро забыл клятву рыцарей «Ордена дон Кихота»?
– Родион?.. Это – ты?.. Ты?!. Боже, мой! Родька! Господи, дон Родригес! – «дон Сандро» медленно поднялся и, боясь поверить своим глазам, осторожно дотронулся пальцем до «дона Родригеса».
– Я это, Шурик, я! Ты куда запропастился?
– Это ты куда исчез? – спросил «дон Сандро», усаживая «дона Родригеса» рядом с собой – Как в воду канул. Причём, на следующий же день после партсобрания цеха…
– …с повесткой дня «об аморальном поведении коммуниста…», ну, и так далее – закончил Родион и засмеялся, – А ты тогда здорово всех ошарашил: «Да, товарищи, она же сама его изнасиловала!». Помнишь! Всё собрание тогда дружно грохнуло.
– А, что, не так, что ли?
– Может и так, Шурик. Понимаешь, любила она меня…
– А – ты? Ты любил её?
– Может быть… А, может быть, мне её было просто жалко. Она же несчастная женщина, Шурик. Она прекрасно знала, что муж изменял ей с секретаршами, которых менял, как перчатки.
– Ага, несчастная! А в итоге – тебя исключают из партии за аморалку, вышвыривают из НИИ с «волчьим билетом», от тебя уходит жена, а ей хоть бы хны! Даже пальчиком не погрозили. Как будто она не причём, да? – разгорячился Чуркин.
– Ты не учитываешь маленький нюанс.
– Это, какой же?
– Да тот, что она была женой заместителя Главного инженера.
– Подумаешь, шишка! Если она шлюха, так будь она хоть женой Цезаря, она остаётся шлюхой.
– Фи, как грубо, Шурик, – грустно вздохнул Родион. Он обнял Шурку за плечи, потрепал его за рыжие космы и с улыбкой спросил:
– Но ты мне так и не ответил, куда пропал? Укатил на свои Севера и ни слуху, ни духу. Как там?
– Да, нормально. Только обидно, что рухнуло всё. А заводище должен был быть огромный. А какое оборудование закупили! Ты бы видел!
– Наслышан об этом. Ребята рассказывали как-то.
– Понимаешь, километра полтора вдоль и метров пятьсот поперёк стоят недостроенные корпуса. Только колонны и на них крыша и – всё. И в одночасье всем стало всё до фонаря. Лишь бы восторжествовали «демократия» да рыночная экономика.
– А как там поживает Виктор Палыч?
– Это директор-то? Самохин? А что ему сделается – живёт-поживает, добра наживает. Стал главой собственной фирмы собственного имени – «ВиПСам» называется. Звучит? Занимаются бизнесом. Если по-советски, то – спекуляцией. Распродали почти всё оборудование будущего завода… Теперь там купят, тут продадут. Кстати, в октябре девяносто третьего, ну, когда Ельцын Верховный Совет разогнал, у меня с ним, с Самохиным то-есть, конфликт был.
– Это у тебя-то конфликт, Шурик!?
– Ага. – Засмеялся Чуркин. – Представляешь, на заводе было собрание по поводу выдвижения кандидатур в депутаты национального «хурала». Я выступил против него, а активисты национальной партии «Родное гнездо» меня поддержали…
