Первый в раю - страница 2

А потом были две недели без нее: Лариса уехала сдавать вступительные экзамены. Сергей днями валялся с книгой на диване, а по утрам и вечерами ходил на реку. Вечерами вода была темной и гладкой, разве что посредине реки немного рябило, и то редко. Он входил в теплую воду, и в волнах отражения прибрежных кустов и деревьев шевелились и дробились, а потом срастались опять.

По утрам на траве кучками грязноватого снега лежали гуси и спали, засунув головы под крыло. Их шеи были похожи на пожарные шланги, спрятанные в карман. И почти каждый раз крупный гусак шел в атаку на Сергея, растопырив крылья и стеля шею по земле. Его клюв раскрывался до отказа, и внутри виднелся желтый вибрирующий язык. Гуси гоготали, поднимаясь. Вожак уходил, громко хвастаясь своей победой.

Лариса вернулась в теплый июльский вечер. В горсаду, где в это время собиралась вся молодежь городка, они немного постояли под каштанами, глядя на танцующих и здороваясь со знакомыми. Когда знакомых стало слишком много, они ушли. На заброшенном пляже паслось несколько лошадей – изредка они переступали передними спутанными ногами. Сергей с Ларисой сидели на берегу и смотрели на оставленный город. Лариса веткой отмахивалась от комаров, а Сергей дымил сигаретой. Было скучно.

Он лег на траву и уставился в небо. Музыка неслась из горсада и, отражаясь от леса, возвращалась назад. С закрытыми глазами казалось, что оркестр играет в лесу. Он взглянул на Ларису, которая была, как каменная, и стало еще грустнее. Они молча пошли вдоль реки, мимо овсяного поля, мимо крохотных огородных участков, на которых стояли такие же крохотные домики. На участке родителей вообще был только сарайчик для инструментов. Они прошли мимо гудящего элеватора, и музыка, отражаясь от обрывистого берега, звенела на воде, а если противоположный берег был пологим, уходила вдаль и терялась. За их спиной вставала туча, в темноте похожая на гигантский лес, а они все молчали и шли, изредка целуясь.

Было ясно, что дождя не миновать. Видно, в городе он уже начался, ибо музыку вдруг перебили гиканье, свист и топот по доскам танцплощадки. И вот посыпались капли – сначала редкие, как крупный сухой горох, а потом капли слились в непрозрачную пленку. Они прижались к стене элеватора. Сигареты были уже мокрыми и не имели никакого вкуса. Стало холодно. Сергей, лязгая зубами, сказал: «Побежали к нам под крышу, там течет значительно меньше».

Они прыгали через шипящие лужи. Сергей долго откручивал колючую проволоку, которой отец привязывал калитку к столбу, потом еле нашел ключ под крылечком. Лариса стояла сзади, положив руки ему на спину. Дверь кудахтала, как курица. У двери лежала лопата, вилы и тяпка, и они по очереди споткнулись об них и сели на кровать. Сергей снял рубашку и выжал воду прямо на крыльцо. А потом он накинул на себя и Ларису старое пальто, пахнущее землей, и, целуя ее, попробовал расстегнуть пуговицу на ее джинсах, но ткань была мокрой и ничего не получалось. Лариса отвела его руку. Сергей отстранился и сквозь открытую дверь стал смотреть на дождь.

Потом она сама обняла его и поцеловала в мокрое плечо, и его рука уже не встречала сопротивления. Злополучная пуговица оказалась расстегнутой, и пластмассовая молния была такой же послушной, как Лариса, и скоро его рука, скользящая по ее телу от шеи до коленок, не встречала под собой ничего, кроме гладкой кожи. Ее груди были такими нежными, что в голове мутилось и что-то всхлипывало, как от стакана газированной воды, выпитой залпом. В вспышках молний ее кожа в тех местах, где должен быть купальник, была до синевы белой. Тела тускло желтели в темноте, и Лариса, до слез ничего не умея, старалась и терпела изо всех сил, и в мозгу билось без всяких знаков препинания: