Читать онлайн Павел Чупров - Первый в раю

Дизайнер обложки Александр Грохотов

© Павел Чупров, 2019

© Александр Грохотов, дизайн обложки, 2019

ISBN 978-5-0050-3726-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Они с Вадиком смотрели в крошечное окошко, прорубленное из предбанника в сад, и вспоминали мелочи жизни сорокалетней давности. Курить выходили во двор прямо в тапочках. Ноги замерзнуть не успевали. Крупные снежинки липли к бревнам баньки, к переплету окна и к веткам черных яблонь.

– Я часто в последние годы приезжаю сюда в отпуск, – сказал Сергей. – Но ни тебя, никого другого найти не мог. Перемерли сверстники наши, спросить толком не у кого. Чужим стал родной городок.

– Ну, не все перемерли. А кое-кому это даже не повредило, – Вадик засмеялся. Сергей понял, о ком он сказал.

Удивительная вещь – память. Картинки из памяти встают перед глазами все разом, как веер карт. После водки с древними шуточками стало казаться, что юность – это не период жизни, а сама жизнь. До юности было только созревание. Так яркой бабочке-однодневке мучительно долго необходимо быть гусеницей. Ну а после… Сравнение так и не нашлось.

Сергей и не искал. Вадик шарил рукой под столом в поисках очередной бутылки, а он, юный и веселый, уже шел по родному городку, и как бы и не было сорока лет блужданий по жизни…

Сергей Шевцов шел по родному городку. В кармане терся уже ненужный железнодорожный билет – коричневый картончик с дырочкой посредине. Он поднялся по крутой улочке по булыжной мостовой, и наверху, у церкви, свернул налево, потом еще раз налево, вглубь квартала, и навстречу ему из блеклой зелени выглянул двухэтажный дом из серого кирпича.

Он вошел в темный прохладный подъезд, поднялся по лестнице, нашел под ковриком ключ, открыл дверь и босиком прошлепал по деревянным крашеным полам. Ноги прилипали к доскам и оставляли быстро высыхающий потный след. В комнате, где он жил до поступления в институт, было все по-прежнему, а вот за окном нет: рябина разрослась, и новый дом закрыл далекий изгиб реки.

Сергей провел рукой по корешкам книг и сразу все вспомнил – что лишнее и что не на месте. Присутствие новых, ненужных ему книг было похоже на присутствие в компании близких друзей чужих и неприятных лиц, от которых хочется быстрее избавиться. Сергей сел за облезший письменный стол, за которым провел свои школьные годы. В старших классах он почему-то отдалился ото всех, гулять выходил только вечерами, когда стемнеет, и на пустых улицах он изредка встречал большегрудых одноклассниц в обнимку с курсантами летного училища. Миновав их, он часто слышал за собой сдавленный смешок. Он возвращался к себе за письменный стол, и скрежет железнодорожных составов за рекой в сосновом бору странно гармонировал с его одиночеством и любимыми книгами.

Пришли родители с местными новостями: недавно Мопа и Кисель избили директора кинотеатра – он, сердечник, сейчас в больнице. Возбуждение от приезда прошло. После обеда он встал и хотел уйти, но мама сказала: «Побудь с нами еще, сынок», и он, закурив столичную сигарету, долго смотрел на политическую карту мира, испокон веков висевшую на кухне. Потом взял с подоконника местную газетку и на последней странице прочитал:

– «В июне за мелкое хулиганство сотрудниками РОВД задержано 59 человек. В основном эти лица, находясь в нетрезвом состоянии, бесцельно бродили по улицам города и сел и сквернословили. Все они оштрафованы народным судом, а Вадим Андрианов в течение двух месяцев будет выплачивать по 20% из своего заработка».

– Вот те на! Вадика в армию еще не загребли? Не слышали?

– Увиливает твой Вадик, весь город знает, – ответил отец. Сергей продолжил читать.

– «Смертельные случаи на охоте в нашей области не редкость. Совсем недавно „добытчики“ убили двух женщин, убиравших картошку на своем огороде, – издалека приняли их за кабанов. Заместитель председателя одного из райисполкомов по неосторожности пристрелил егеря. И, наконец, последнее происшествие…» – Сергей засмеялся, вставая из-за стола. – Представляю тех двух женщин, если их с кабанами перепутали. Все-таки пройдусь.

Мама дала трешку на кино и начала разбирать его вещи, а отец прилег на диван, укрывшись от мух свежей газетой.

Сергей пошел по тенистой улице под старыми раскидистыми липами. Все кругом очень быстро вспоминалось, узнавалось и приятно волновало. Он пришел на окраину городка к нелепому красному кирпичному дому с полуподвалом, и, повернув железное кольцо на тяжелой калитке, увидел Вадика Андрианова рядом с дохлым псом. Оказалось, что Вадик запер на ночь привязанную собаку в сарае, чтоб не лаяла, а крышку погреба закрыть забыл, и пес свалился в погреб и повесился на собственном ошейнике.

В огороде возле плетня они вырыли яму, завернули окоченевшее собачье тело в мешок и зарыли. Мамину трешку взяла молоденькая продавщица в пивбаре, и Вадик перегнулся через прилавок и хлопнул ее по заду. Она привычным жестом отбросила его руку и серой тряпкой вытерла лужицу пива возле крана.

Вечером они пошли в горсад: Вадик играл в оркестре. Сергей остался на танцплощадке. И там было все: любопытные взгляды девушек, оценивающего его – стройного, изящно одетого парня, и тоска, неожиданно подхватываемая и раздуваемая в резонанс попавшей мелодией. И, когда Вадик, сидевший на эстраде за кучей разной формы и окраски барабанов, трещоток и тарелок, кривляясь и ерничая, объявил белый танец, Сергея кто-то тронул за локоть. Его глаза в толпе потных тел встретились с девичьими глазами, в которых отражалась его собственная незащищенность. Обжигаясь, пальцы сквозь тонкую кофточку почувствовали плотную ткань девичьего белья, и ладони не находили себе места, не вынося столь быстрой интимности. Он глубоко вздохнул – до дна голодных легких, и сразу почувствовал всю ее: коленки, животик, грудь, и кожа в тех местах не забывала этого прикосновения и горела весь вечер.

А потом были пустые, звенящие от пустоты улицы, и испуганные глаза девушки, когда Сергей, спотыкаясь, нечаянно касался ее. И руки уже готовы лечь ей на плечи и скользнуть вниз, где холодная кожа бедер, и горячая кожа живота под трусиками, и тугая, упорная девственность, но все это почему-то невозможно сегодня, и ладони прилипли к собственным замерзшим плечам. И вот уже домик с тремя окнами на улицу, и кирпичный забор с узкой калиткой, и девушка поднимается по крыльцу, и Сергей слышит каждый удар каблучков по доскам: раз-два-три-четыре-пять, и все в душе будто дрожит и расплескивается, как стакан с чаем в набирающем скорость поезде. И надо идти домой, мимо школьного садика с кислыми яблоками, а дома на письменном столе стоит стакан простокваши, накрытый куском хлеба, посоленного крупной солью, и в окно на свет влетают зеленые мошки с быстрым, но коротким пролетом…

Утром, еще лежа в постели, Сергей услышал:

– Серега, вставай, пойдем кайф щемить!

Он выглянул в окно и увидел Вадика с пустой трехлитровой банкой под мышкой. Друг стоял на асфальтированной площадке перед подъездом, задрав голову вверх, и хохотал.

Наполнив пивом банку у молоденькой продавщицы с круглым задом, они пошли за раками. Они перешли дощатый мостик, на котором лежали бетонные сваи, чтобы мост не унесло паводком, прошли заброшенный пляж, заросший колючками, разделись и на обрывистом берегу реки ходили по горло в воде по подводному карнизу, нащупывая ногами норки. Иногда по ногам скользило что-то холодное и колючее, и нужно было нырнуть и засунуть руку в нору, и в конце нора шла немного вверх и в бок. Там обычно сидел рак, и чем меньше он был, тем больнее кусал, и нужно было умудриться взять его за шею. Иногда рука застревала в норе, и не хватало воздуха, и приходилось бросать рака, выныривать и запирать норку ногой, чтобы, отдышавшись, нырнуть снова. А иногда норки были пустые, и в одной из них Вадик поймал окунька, прокусил ему глаза и опять бросил в воду, и окунек короткими зигзагами крутился возле парней, и его можно было легко поймать снова, но о нем забыли, когда вышли на берег.

Пойманных раков завернули в несколько газет и подожгли. Когда бумага сгорела, раки были уже красные и готовые к употреблению, но один – самый большой и тоже уже красный, шевелил клешнями. Вадик сломал ему панцирь на хвосте, достал белое мясо в красных крапинках, съел, запил пивом и сказал: «Свежачок». День был прекрасный, раки с пивом были вкусными.

Потом они вернулись на заброшенный пляж в одних плавках, неся одежду и шлепанцы в руках. Лариса Кравчук, которую Сергей провожал вчера с танцев, в пестреньком купальничке лежала на покрывале, листала учебник, готовясь к вступительным экзаменам в губернское музучилище, и грызла яблоки. Рядом ходили гуси, чуть ли не вырывая изо рта огрызки. Глядя издали на девушку, Вадик сказал, что у нее уже все отросло как следует. Он давно этого ждал – с тех пор, как в музыкальной школе заметил у нее проявление вторичных половых признаков. У Ларисы были узенькие плечи и еще более узкая талия.

Ребята бросили одежду и шлепки рядом с одеялом Ларисы. Она смотрела на них, прикрывая улыбающийся рот яблоком. Вадик сказал, дурачась: «А теперь приступаем к водным процедурам». Лариса заколола длинные рыжеватые волосы в пучок, встала и пошла к реке. Вадик учил ее плавать, беззастенчиво трогая за самые нежные места. Он мастерски бил ладонью по воде, и в мелких брызгах на миг вспыхивала радуга. Вадик крикнул:

– Серега, а правда, что в Москве в Ботаническом саду негра повесили на каком-то редком дереве?

Сергей ответил, что это возможно. Ему самому эстетическое чутье подсказывало нечто в этом роде. Правда, в центре он обычно представлял себя, но новый вариант, вроде бы, удачнее.

Он понимал, что рисуется перед Ларисой, но за это стыдно не было: в юности почти любой способ произвести впечатление на девушку казался приемлемым. И еще он чувствовал, что Лариса хорошо понимает, почему он так говорит. В принципе, это не было глупой рисовкой. Это было вот чем: «Ты меня очень-очень-очень интересуешь» – «Просто интересую?» – «Не просто, а очень и очень» – «Но про негра ты зря» – «Какого негра? Причем тут негр?» – «Я уже сама забыла».

Вечером они с Ларисой были на стадионе. Скамейки из узких досок тянулись во всю южную трибуну. Лариса держала на коленях учебник и читала, а Сергей смотрел на нее. Закат сначала был огромный, в полнеба, и красный, а потом вдруг съежился и вместился между двух домов. Буквы на сером листе слиплись в серый прямоугольник.

Когда Сергей поцеловал ее, правая рука девушки легла ему на спину, а тело напряглось, сохраняя равновесие. Он крепко обнял Ларису, с удовольствием чувствуя приятную тяжесть девичьего тела. За их спинами в кустах шмыгали и кричали кошки. Целоваться сидя было неудобно, да и потом стало как-то неловко, когда они встали. Было такое чувство, будто поезд, набравший скорость в вечер их встречи, затрясся на небрежно сделанных стыках.

Ночью Сергей лежал и думал, что хорошо бы привести Ларису в катер, ржавеющий на берегу реки, и там в каютах остались целые скамейки, и сделать с ней так, потом так, а потом вообще так, чтобы не воображала…