В этот же день он уехал. Уезжал в Москву, а уехал в будущее на сорок лет.
– А кое-кому это даже не повредило, – повторил Вадик.
Занеся в комнатку морозный пахучий воздух, пришла жена Вадика. Все еще не веря глазам, Сергей вскочил, двумя руками удерживая на бедрах полотенце, чмокнул ее в щеку и быстро вернулся на скамейку, пряча под стол голые мокрые ноги. Жена Вадика не долго побыла за столом. Она без воодушевления выпила рюмку водки, потом разделась за ширмой, смыла густой макияж и в простыне пошла в парилку.
– Что, не сберегли тростиночку? – засмеялся Вадик, глядя ей в след.
– С возрастом все мы становимся… эээ… дороднее, – Сергею показалось, что он ответил дипломатично. – А тут дети… Сколько их у вас?
– Четверо! Жена мне до сих пор покою не дает.
Веер карт памяти, стоявший перед глазами Сергея, сложился и исчез. Он налил себе рюмку и, не понюхав, как обычно, выпил одним глотком. Непонюханная водка не казалось крепкой и вкусной. А Вадик рассказывал:
– Мы с Лорхен расписались тем же летом и махнули на Михайловский рудник. Можно сказать, я в карьере всю жизнь прятался ото всех. Хоть и не было нужды… – Он помолчал. Сергей смотрел на старого друга, раскрыв рот. Не годы растворили в себе без остатка дружбу с Вадиком, как то неизбежно бывает. Что-то треснуло чуть раньше – сорок лет назад плюс несколько недель – Нужды не было, но и охоты вылезать не было, – Вадик ладонью звонко похлопал себя по груди. – Слышишь? До сих пор кожа аж звенит от рудного железа. Пропиталась вся, стала как рыбья чешуя, – он стал зевать и клевать носом. Но нить разговора он еще не терял. – Мопу помнишь?
– Да. Помер недавно.
– То есть как недавно? Лет двадцать уже будет. А правильно они тогда избили директора кинотеатра – ерундовые фильмы крутил, – он ухмыльнулся. – Не помри директор до начала суда над Мопой, а помри сам Мопа – представляешь, как судьба могла бы пошутить? Ты перепутал: это Кисель недавно помер.
– А-а-а! Видел недавно на кладбище свежую могилку в оградке Киселевых.
– У тебя там кто?
– Отец.
– Пока один? – Вадик все-таки уснул, уткнув подбородок в грудь.
Сергей походил по предбаннику, поглядывая на парилку. Под баньку Вадик переделал времянку, в которой тем летом жила Лариса. Топчан стоял там, где сейчас были полки парилки. Ларисы долго не было, но не заглядывать же.
Он вернулся на скамью, закрыл глаза и не сразу открыл их, когда услышал скрип двери и шаги Ларисы. Из парилки его обдало жаркой сыростью, и глаза разлипли сами. Лариса подошла к умывальнику, открыла воду. Простыня развернулась, обнажив гладкие складки жира на боках. Талия была шире попы. Поясница не отделяла мышц спины от ягодичных.
– Извини, – сказала она, медленно запахиваясь. – Это я не соблазняю. Тебя таким не соблазнишь. Небось, только молодых водишь?
– Брось ты.
– Молодых, по тебе вижу.
Сергею почудилась в ее словах ревность. Он заволновался, встал, хотел подойти к ней. Взглянул на спящего Вадика и опять плюхнулся на скамью.
– Спасибо тебе, – сказал он.
– За что?
Не было в ее вопросе удивления. Он видел, что годы изуродовали ее тело и, как ластиком, стерли с ее души все эмоции. Но еще он видел, что мыло выскальзывало из ее рук, она не могла поймать скользкий брусок в раковине.
– Как в той песне… помнишь? «За то, что со мной была…»
– Пой, пой! С кем я только не была, ты знаешь…
