Песнь Гилберта - страница 16




– Но с тех пор ты позврослел и возмужал, – заметил Томас.


– Да, я стал старше, но причин, чтобы меня уважал Голок, не прибавилось. Все мои подопечные по-прежнему живут долго и редко дают повод для новой охоты. А Голок похож на хищника, который томится без новой жертвы. На самом деле он редкий человек… Я много спрашивал разных людей по всему материку, и никто никогда не бывал в диких лесах. Понимаешь? Даже если кто-то осмеливался туда пойти, то обратно уже не возвращался. В редчайших случаях приползали обратно калеки с повреждённым разумом, которые уже ничего не могли уже рассказать. В диких лесах хранятся воистину чудовищные существа, и то, что Голок много раз возвращался оттуда живым и с добычей, воистину поразительно. Иногда мне кажется, что он и сам самая страшная хищная тварь из всех, что мы когда-либо видели.


 Томас лишь покачал головой. Остаток пути они прошли молча, погружённые каждый в свои мысли.


 Перед тем как отправиться спать, Джеймс зашёл в шатёр подбросить пару поленьев в печку. Он остановился у клетки Гилберта. Си́рин тревожно спал, свернувшись калачиком под рваным полушубком. Его крылья слегка вздрагивали во сне. Он был единственным, кто замерзал даже в отапливаемом шатре. «Теплолюбивая птица», – подумал Джеймс и улыбнулся. Ему нестерпимо захотелось потрепать си́рина по голове, ощутить в ладони мягкие перья, но парень всё же сдержался.


– Прости, приятель, но ты никогда не будешь свободен, – тихо прошептал Джеймс и вышел из шатра. Гилберт беспокойно пошевелился во сне. Ему снился полёт в безграничном небе.



Полёты подарили Гилберту силы на борьбу. Соприкосновение с этим утраченным наследием си́ринов придавало мужества и разжигало страстное желание вновь обрести сладкую свободу. Летать без оков и границ, вернуть утраченное в череде страданий счастье. Гилберт с ещё большим усердием искал возможность для побега, тщательно высматривая слабость своих мучителей, и, в конце концов, нашёл. Шанс невелик, но упускать его си́рин не собирался.


 В очередной раз его готовили к выходу на манеж: Томас держал верёвку у шеи, Джеймс защёлкивал кандалы на ногах. Всё это стало для них рутиной, и люди бездумно действовали по привычке. К тому же си́рин последнее время вёл себя очень спокойно и податливо. По-видимому, выплёскивал свою звериную энергию в полётах на манеже. «Вот и славно, – думал Джеймс, – наконец-то смирился, и у нас теперь не будет проблем». Послышался щелчок открывающихся наручников, и за долю секунды всё изменилось. Сейчас или никогда. Гилберт резким движением высвободил руки из-за спины и вцепился ими в верёвку у шеи. В следующий миг, когда Томас её натянул, удавка уже не врезалась в нежную шею си́рина, а встретилась с сопротивлением костей его пальцев. Ещё мгновение, Гилберт натянул бечёвку достаточно, чтобы вынырнуть из удушающей западни, и тюремщик сзади упал навзничь, потеряв равновесие. Словно в замедленной съёмке си́рин сбил ударом кулака Джеймса на пол и схватил связку ключей. Но парень оказал яростное сопротивление. Завязалась недолгая борьба. Гилберт в порыве отчаяния нанёс несколько ударов своим острым клювом и пробил Джеймсу левую руку насквозь. От неожиданной резкой боли тот вскрикнул и съежился, истекая кровью. Краем сознания Гилберту было жаль, что ему пришлось навредить этому человеку, но размышлять об этом уже некогда. Каждая секунда на счету. Си́рин давно запомнил, как выглядит подходящий ключ. Дрожащими руками Гилберт открыл кандалы. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем замок поддался и, разочарованно щёлкнув, отпустил свою жертву. Выход перегородил Томас. Он уже почти закрыл дверь клетки, но тут Гилберт всем своим весом налетел на неё. Мужчину отбросило на несколько метров, а проход вновь освободился. Си́рин в несколько прыжков оказался у выхода из шатра и, отдёрнув парусину в проёме, выбежал на волю. Холодный снег кусал голые ступни, ледяной ветер продувал насквозь, но всё это неважно. У него получилось! Он вырвался на свободу! Ликование наполняло сердце. Прыжок, ещё один, Гилберт оттолкнулся от земли, расправив крылья, чтобы взмыть в небо и покинуть это проклятое место. Ледяной ветер уже не казался столь холодным, став предвестником сладкого освобождения. Гилберт в предвкушении закрыл глаза… И тут острая боль пронзила лодыжку. Сильный рывок, и он с размаху рухнул на землю. Из глаз посыпались искры. В следующий момент ещё несколько хлёстких ударов обрушились на его не прикрытое туникой тело. Гилберт попробовал встать на колени, но кто-то сильный обхватил его сзади за шею и потащил за собой, осыпая свободной рукой тяжёлыми ударами. Опять это знакомое чувство удушья, но сколько бы раз всё ни повторялось, привыкнуть к этой пытке невозможно. Гилберт отчаянно бился, хлопал крыльями, но хватка незнакомца держала как сталь и лишь сильнее сдавливала горло. Си́рина грубо втолкнули в клетку, и, прежде чем он смог подняться, послышался ехидный скрежет ключа в замочной скважине.