Только бы не навредили ей! Не виновата она ни в чем!
О своей судьбе Дэни даже не думала. Незачем, все решат за нее.
Путники пробирались вперед долго, в полной тишине, не говоря друг другу ни слова. Шли под ветвями деревьев, избегая открытых мест, то и дело прислушиваясь и бросая тревожные взгляды на небосвод вечерний.
Спустя час забрались в такую глушь, что без провожатого обратной дороги и не найти. Дэниэль только диву давалась, как им удается ориентироваться в потемках. Идут вперед тихо, уверенным шагом, словно звери лесные, ветка под ногой не хрустнет. Она же ничего не видела уже на расстоянии вытянутой руки, только силуэты деревьев, темными призраками встречающиеся на пути.
Наконец вывернули на широкую прогалину между елями огромными да вековечными дубами. Корявые кроны сплетались между собой так плотно, что едва заметны были звезды в прорехи меж листьев резных.
— Ночлег, — тихо произнес главный, — Стеф, защиту ставь .
Воин, тот самый, что был ранен в деревне, открыл кожаную сумку, притороченную к поясу и достал оттуда плоский камень величиной с мужскую ладонь. Подышал на него, потер, разогревая, и осторожно на землю опустил. Словно ударом воздух в стороны взметнулся, поднимая листву да хвою опавшую, а потом обратно в камень втянулся. Да так резко, что из седла бы вылетела, если бы ненавистный тьерд не удерживал на месте.
Передернуло от его прикосновения так сильно, что заметил, почувствовал это. Ни слова не сказал, но руку убрал.
Только тут Дэниэль поняла, что находится в лесу одна с четырьмя мужчинами далеко не благородных кровей и нравов. Поежилась. Холодно стало и страшно, и стычка с Оршей в ночь лунную показалась лепетом детским.
От камня в сторону искры синие побежали, поднимаясь по стволам деревьев, заползая в каждую расселину, заглядывая под каждый куст травы. На миг загорелись ярче и потухли.
Тъерды сразу спокойнее стали. Расслабились, выдохнули.
Дэниэль же, наоборот, почувствовала, как в груди зажгло, сдавило, лишая дыхания. Ей не нравился синий цвет, он ассоциировался с бедой неотвратимой.
— Слезай, — скомандовал тьерд.
Девушка вздрогнула, еще сильнее сжав пальца на истертой луке. Попробовала пошевелиться, но тут же охнула, когда боль скрутила измученное тело, не привыкшее к таким скачкам.
Тъерд, стоявший рядом со скакуном, смотрел на нее, не выказывая ни единой эмоции, как и раньше пугая до дрожи.
Страшно такого злить. Хоть и не дал стреле на Смотринах пронзить ее, но умыслы у него явно не добрые, раз увез насильно, не обращая внимания на мольбы и крики отчаянные.
— Чего ждешь? — холодный тон царапнул, как игла острая.
Стиснув зубы, осторожно перекинула ногу через седло и сползла вниз, едва не ободрав живот о стремя чеканное.
От многочасовой скачки ноги задрожали и подкосились. Если бы тьерд не подхватил под руку, то осела бы прямо к его ногам, как снег зимний.
— Что еще? — впервые в голосе проявилась эмоция. Недовольство.
— Я не привыкла ездить верхом, — тихо ответила она, облизнув пересохшие губы, обветрившиеся от ветра, что всю дорогу безжалостно бил в лицо. Голос как карканье воронье, горло словно песком усыпано.
Попыталась руку его тяжелую с локтя скинуть и шаг вперед сделать, но покачнулась, не сдержав стон.
Больше он не церемонился. Рывком подвел к дереву, так что ноги не успевала переставлять.
— Сиди тут!
Спорить девушка не собиралась. Зачем? Она одна, их четверо, в глубокой чаще и ждать помощи неоткуда.
