Песнь павших пионов (落花歌) - страница 4



– Ты держал меня здесь триста лет, Се Линь.

Голос был её и нет. Он эхом отражался от стен, вибрировал в костях.

– Ты считал, что запечатал зло. Но ты лишь отвернулся от правды.

Се Линь стоял в боевой стойке, ладонь тянулась к клинку за спиной.

– Кто ты в ней?

– Я? – усмехнулась она. – Я её гнев. Её память. Её клятва. Я то, что ты не решился спасти.

Мо Сянь пошатнулась. На миг её глаза снова стали прежними.

– Помогите… – прошептала она.

Печати, висящие на стенах, вспыхнули одна за другой, но вместо защиты – начали рваться. Словно кто-то раздирал саму ткань запрета.

Се Линь бросился вперёд. Меч вырвался из ножен с резким свистом. Сталь зазвенела, и клинок вонзился в пол у ног Мо Сянь, разорвав круг.

– Проснись! – крикнул он. – Ты не она! Не это существо! Вернись!

Тьма вокруг завибрировала. Словно её что-то удерживало. Мо Сянь стояла, сжав виски, тяжело дыша. С её плеч спадал туман. Но…

«Ты всегда будешь мной…» – прошептала тень внутри неё.

И она упала на колени. Замерла. Тишина. Долгая, вязкая. Се Линь стоял, опираясь на меч, запыхавшийся, в глазах – тревога.

– Мо Сянь?

Она медленно подняла голову. И впервые – испуганно посмотрела на него.

– Я… помню. Куски. Кровь. Огонь. Люди… кричали.

Он подошёл ближе, осторожно. Коснулся её руки. Теперь никакой тьмы. Только жар. И дрожь.

– Ты не одна. Что бы это ни было ты сильнее. Я сдержу остальное.

Она кивнула, словно не веря.

– Но… она всё равно вернётся, да?

– Да, – сказал он тихо. – Она часть тебя. Но ты – это ты.

Глава 4 – 第四章 · Цветы на крови

Верхний дворец Сяохань был спокоен. Тишина здесь не имела ничего общего с миром – скорее, это было напряжение, натянутое, как струна на луне, готовая оборваться от малейшего ветра.

Юй Чэнь стоял у стены, спиной к горящей лампе. Свет от неё не доходил до его лица. Лишь белые перья на воротнике рясы поблёскивали, будто снежинки, застывшие на чёрном шёлке.

– Она проснулась, – сказал он.

Перед ним склонился старик с седыми висками – хранитель хроник храма Байгуан. Он дрожал, но не от старости.

– Милорд… если вы это знали, почему позволили Се Линю войти?

– Потому что он – ключ, – тихо ответил Юй Чэнь, и губы его скривились. – Тот, кто сломал, должен быть тем, кто исправит. Таков был мой первый обет.

Он подошёл к алтарю. Там лежали три предмета: сломанная яшма, запечатанный клинок и пергамент с иссохшей кровью.

– Второй обет… – он коснулся яшмы. – Никогда не позволить ей вспомнить всё. Не в этом мире. Не в этой жизни.

Старик опустил голову:

– Но… она уже начала.

Юй Чэнь закрыл глаза. Долгое молчание.

– Тогда… останется третий.

Он поднял взгляд. И тот был… не человеческим.

– Если она пробудится до конца – я уничтожу её сам.

За окнами зашумел ветер. Не обычный – тяжёлый, будто несущий пепел. Где-то в горах заплакал струнный инструмент. Не человек играл – не дух. Что-то древнее, запертое между мирами, шептало сквозь музыку.

Юй Чэнь вышел на балкон. Глядя вниз, на окутанную облаками долину, он произнёс почти беззвучно:

– Прости, Мо Сянь. Ты не должна была вспоминать.

И небо над горами потемнело.

Мо Сянь сидела у костра, обхватив колени. На щеке пульсировал свежий след от ветки – не боль, но напоминание, что она жива.

Се Линь возился в стороне, перебирая целебные травы. Он не поднимал глаз – будто боялся, что взгляд её растопит то, что он упрятал за ледяными стенами десятки лет назад.

– Ты странный, – наконец заговорила она. – Говоришь, будто лекарь, но носишься, как изгнанный бессмертный.