равнины и холмы струей дождя омыв.
И ветер, как орган, звучит в погасших высях
посланником снегов, предвестником зимы.
И этот тихий звук – слабеющий, покорный,
как лист последний, вниз, из сумрака времен
планирует впотьмах на мягкий мох, на корни.
Крик раненой звезды.
Сиротский тихий стон.
* * *
Зима готовится к броску.
Чернеет поредевший сад.
Ты погаси мою тоску,
маэстро неба, снегопад!
Чтоб эта музыка без слов,
небес безгрешное дитя,
плыла из белых облаков,
как шелк, прохладно шелестя.
* * *
В большой пустой квартире,
за спинки стульев взявшись
(не топятся котельные, все батареи – лед),
произнесем вдруг страшные, беззвучные, озябшие
слова, и их значение до сердца не дойдёт.
Как быстро все меняется! Во все души излучины
слова втекали радостью, и каждый верил им.
Стоим. Слегка растерянно. Но, вероятно, к лучшему,
что всё не так случается, как мы того хотим.
Так холодно на улице! Весна – вот удивительно.
Откуда-то из Арктики пришел антициклон.
Но не питай иллюзии: закончен отопительный,
да вот теперь закончился и наш с тобой сезон.
И не ищи тут логики. Осмысливать – излишнее.
С бедой мы расквитаемся, но вот какой ценой?
Разгадка в том, что знали мы, что знали только личное,
одно местоимение из буквы из одной.
Почувствуем, наверное, как время это тянется,
и пусть порой по-первости не обойтись без слёз,
давай хоть для приличия с достоинством расстанемся,
давай с тобой придумаем, что виноват мороз.
* * *
Проходит ночь, и ослепляет день
июньской вакханалией акаций.
Но прошлое спешит за мной, как тень,
с которой мне не суждено расстаться.
Преследует виденьями, дразня,
и их герой то простоват, то сложен,
то он похож порою на меня,
то вроде бы он чуточку моложе.
Всё крутится то странное кино:
вот девочка, что повзрослела рано,
вот женщина, забывшая давно
подробности случайного романа,
вот вечные враги мои, а вот
товарищей рассеянные лица…
Прошу простить на много дней вперед
за то, что с вами не дано проститься.
Спасибо вам. Всё, кажется, прошло.
И я уже давно не протестую.
Возможно, это благо, а не зло,
когда тебя забыли подчистую.
.
* * *
Давно ли ты, смакуя, пожинал
плоды побед, не зная про лишенья?
А нынче вышло так, как не желал,
и вынужден терпеть ты пораженье.
И рядом нет товарищей твоих —
одно безлюдье полуночных улиц.
Они тебя ударили под дых.
Они теперь к врагам переметнулись.
Они уже с насмешкой говорят
о странностях твоих и личной драме,
и, повстречавшись, прячут скользкий взгляд
под темными змеиными очками.
Не стоит их жалеть, себе не лги.
Ты стал для них почти как птеродактиль.
Верны тебе всегда одни враги.
Выходит, враг добрее, чем предатель?
* * *
Прощай, снежный край! Уеду.
По робкому лисьему следу.
В четверг или даже в среду.
Прости меня, непоседу.
Уеду туда, где тесно
среди многорукой рощи.
Разбухшая, словно тесто,
земля там тепла на ощупь.
Там птицы галдят, как дети,
хвалу воздавая маю,
в малиннике там медведи
сердито сучья ломают.
Там сушат на белых срубах
зеленые косы вёсны.
Луна – как серебряный рубль
и горстка монеток – звёзды.
Истратит их ночь к рассвету,
рассыплет дождем в криницы.
За блеск серебристый этот
вовек мне не расплатиться.
Ещё в календарь все мы веруем слепо
* * *
Нечёсан, небрит, неухожен,
я жил там, где галочья стая,
собак и случайных прохожих
своими друзьями считая.
Я слушал внезапные трели
и звезды считал над собою,
открытый, как ветер апреля,
беспечный, как песня прибоя.
Но канули в прошлое годы,
обрёл я надежные путы.
