Петр III. Загадка смерти - страница 76

С провозглашением Екатерины самодержицей разногласия среди участников переворота не исчезли. Рюльер писал, что двор Екатерины разделился на две партии – «остатки двух заговоров». Это признала и сама императрица в секретном наставлении, данном в 1764 году генерал-прокурору князю А.А. Вяземскому: «В Сенате найдете вы две партии… Вы в одной найдете людей честных нравов, хотя и недальновидных разумом; в другой, думаю, что виды далее простираются, но не ясно, всегда ли оные полезны. Иной (то есть Н.И. Панин. – О. И.) думает, для того что он долго был в той или другой земле, то везде по политике той его любимой земли все учреждать должно, а все другое без изъятия заслуживает его критики, несмотря на то что везде внутренние распоряжения на нравах нации основываются»^>255.

О том, что Н.И. Панин не расстался с любимой мыслью об ограничении самодержавия, свидетельствует его проект об основании Императорского совета, появившийся через месяц после возведения на престол Екатерины II. Панинский проект был внешне направлен против произвола сильных лиц – «случайных и припадочных людей» – фаворитов и временщиков. Говоря о прошедших царствованиях, Панин имел в виду настоящее и будущее: «Между тем большие и случайные господа пределов не имели своим стремлениям и дальним видам, государственные оставались без призрения; все было смешано; все наиважнейшие должности и службы претворены были в ранги и награждения любимцев и угодников; везде фавер и старшинство людей определяло; не по выбору способности и достоинству. Каждый по произволу и по кредиту дворских интриг хватал и присваивал себе государственные дела, как кто которыми думал удобнее своего завистника истребить или с другим против третьего соединиться».

Не вызывает сомнения, на кого намекал следующей уничтожающей фразой Никита Иванович: «Фаворит остался душою, животворящею или умерщвляющею государство; он, ветром и непостоянством погружен, не трудясь тут, производил одни свои прихоти…» Именно против Григория Орлова во многом было направлено учреждаемое по проекту Панина «верховное место лежисляции или законодания». Никита Иванович полагал, что оно «оградит самодержавную власть от скрытых иногда похитителей оныя». При этом Панин намекал, что знает «такие особы, которым для известных и им особливых видов и резонов противно такое распоряжение в правительстве»^>256. На самом деле больше других проект Панина был противен мыслям самой Екатерины II. Она прекрасно понимала, куда клонит Никита Иванович и что значат в его устах слова о защите самодержавия. Поиграв с Паниным в поддавки, императрица так и не подписала его проект.

Итак, «наиболее разумный план» Панина и Дашковой, который мог привести к новым переворотам и раздорам, благодаря мудрости Екатерины и решительности Орловых не осуществился. Это был сильный удар по прожектам самолюбивой княгини. О роли Орловых в этой операции она не могла не узнать. Ее же соратники оказались явно не на высоте. Если верить Екатерине II, то сама Дашкова говорила ей, что ее сторонники «были менее решившимися, чем Орловы»^>257. Примечательно, что в день перед переворотом к Дашковой никто из ее приверженцев не приходил и она ничего не узнала бы об аресте Пассека, а возможно, и о начале переворота, если бы не визит Григория Орлова, пришедшего не к Екатерине Романовне, а искавшего Н.И. Панина. Согласно ее «Запискам», Дашкова отдавала приказы непосредственно только Орловым, а не сторонникам, совершенно забывшим в день переворота о своем «руководителе». Верно, по нашему мнению, писал С.М. Соловьев: «Дашкова постоянно употребляет слово