– Но деньги-то умыкнули! – Аполлинарий отложил последнюю бумагу в стопку и устало присел на стул.
– Да Савелий, поди, их сам куда сунул. В мечтах пребывая. А теперь запамятовал. А, мож и другое что… – Порфирий глянул на Глебушкина, который стоял, вытыращив глаза. Так же, как и Василий сейчас, до того слушавший разговоры тихо и без удивления. Нет, не нравится ему этот Лихоимцев. И имя у него такое… С хитрецой будто. Словно подмигивает кто да глаза щурит.
Демьян Устиныч повернулся к Глебушкину, глядя на того вопросительно. Тот задрожал от гнева, и бледность улеглась на его ланиты, как иней на траву ранней осенью.
– Демьян Устиныч! Я деньги прибрал, как вы мне велели! В трубочку скрутил, резинкою конторскою перевязал да в конверт сунул. Большой коричневый. А конверт в сейф убрал, в самый угол.
И тут в разговор вновь встрял помощник начальника господин Мышко. Он подошёл ближе, держа в одной руке свой bloc-notes, а другой сжимая карандаш и покусывая его оголовок.
Городовой вытянулся в струнку, завидев его:
– Ваш бродь!!!
Мышко поморщился:
– Будет тебе, Арест Иваныч. Не на параде.
И поглядел на Глебушкина, чуть прищуривши один свой глаз.
И тут Савелий увидел, что глаза-то у него разного цвету. Один голубой, а другой зеленый, в желтизну.
– А кто такое видел? – С интересом вопросил помощник.
– Никто не видел. – Глебушкин спрятал руки за спину, чувствуя, как ладони вспотели. Деньги эти являлись как бы и его собственностию. Но не совсем. Они им заслужены не были, а получил он их хоть и не путем обмана, но из-за своей горестной ошибки, какую и вспоминать теперь нужды ему нет. Стало быть, легко пришедшее, и легко и уходит. Но только, почему все так глядят на него, будто он тот самый разбойник и есть. Даже вон и Василий подошёл близко и потерся спиною о его ногу, будто утешая.
– А где вы эту ночь провели, юноша? Простите великодушно за любопытство. – Мышко постучал карандашом себе по губам, и на лице его вдруг возникло азартное выражение. Все присутствующие повернулись к Глебушкину, ожидая ответа.
– Дома… – Савелий и впрямь обретался дома, сказавшись больным после тех событий, что с ним приключились. И квартирная хозяйка поила его чаем, расспрашивая о делах… Юноша был тих, говорил мало, и она пожалела его, послав по его просьбе человека к Аннушке с объяснениями о его нездоровье. В ответ девица прислала записку, сладко пахнущую духами, где желала ему скорейшего выздоровления и обещала ждать встречи. Напившись чаю, он отпросился к себе. И очень скоро уснул.
Проснулся от криков за окнами, бросился вон, понял, что вопли раздаются подле его конторы и, едва явившись туда, узнал об ограблении…
– Следуя вашему рассказу, господин Глебушкин, только вы один знали, где хранятся деньги, поскольку вы их и укрывали, и ночью в комнате вы пребывали в одиночестве, и никто подтвердить не может, что вы все это время именно там и провели? – Полицейский помощник ухмыльнулся, глядя на стушевавшегося юношу. Он походил сейчас на заядлого рыбака, какой бросил в реку удочку и готовится подсекать, зная, что рыба уже заглотила крючок. Преступник им был, похоже, найден.
– Погодите, погодите, господин Мышко. Вы на что намекаете сейчас? – Демьян Устиныч покачал головою. – Глебушкин у нас на хорошем счету. И ни в чем таком замечен никогда не был.
Начальник конторы благородно умолчал о случившемся недавно.
