Что примечательно… не колдуну,
Он даму излечил без снадобья.
Не опускал наркотиком ко дну,
Он ум светлел, словами радуя.
Простые разговоры, чистый быт,
Лес, воздух, горы до небес.
Какой привычной жизни стыд,
В которой вера и аптека, будто вес.
Шаман ей говорил на ухо,
Тихонько, не тревожа остальных.
Обычно просто, очень сухо,
Не обсуждая всех больных.
Не говоря, как в мире тяжело,
Не прославляя жизнь и смерть.
Он, словно говорил: «Алло»,
Уму, которому всё нужно греть. —
Всё понимать, осознавать и видеть,
По кругу просветления искать.
Да скромно так, чтоб не обидеть,
Как будто в краже кур таскать.
Шаман все истины в простом давал,
Что твёрдость разума – успех.
Самокопание… такой обвал,
Из множества подножек и помех.
Наш Александр создавал истории,
Про героиню и шамана,
И думал: «Почему же в горе я?» —
Роман не просто, был, как рана.
Писатели истории дают,
Скрывая то, что их по праву.
Секреты там и здесь суют,
Как будто кто-то скажет: «Браво!»
А нужно излагать всё проще,
Как думаешь, и про себя.
Ум легче, если тощий,
Он жизнь покажет, но любя.
Таких писак простите люди,
Они заумны, только начиная.
Хотя, решать лишь вам, вы судьи,
А здесь история иная.
Писатель Саша стал писателем,
Не от того, что славы захотел.
Он был простым в себе искателем,
Поверх себя в рассказ свой улетел.
Но незадача, в книге просто
Шаман ту женщину прозрел.
А сам же автор был, как хвост, —
Свой хвост, который он и ел.
Как змей восточных сказок,
О мире в замкнутом пространстве.
Из гримов и притворных масок,
На сцене, в цирковом убранстве.
Он поделил реальность и фантазию,
По маленькому опыту ваять.
Воздвигнув странную оказию, —
Героев и себя немного разделять.
Его роман с сюжетом философии,
Давал понять, что наболело.
Он организму был, как кофе,
Творить задуманное смело.
Шаман и мастер трансформации,
Познание себя и путешествие, —
Являлись должной пролонгацией,
А не внезапное нашествие.
Всё выдуманное, было из реальности,
Жизнь человека – путь из книги.
Осталось смыть все сальности,
Из сердца выкинуть интриги.
И жизнь придумала процесс,
Раз Саша не внимал простое.
Завуалированно сунула прогресс,
Не объяснив, где, как и что такое.
Не стала больше разъяснять,
Как автору последовать за книгой.
Он и людей не мог объять,
Подозревая всё интригой.
– Писать ты будешь очень долго! —
Жизнь показала язычок. —
Ты будешь в сене, как иголка…
Себя поймай-ка на крючок.
Познай, что так дано с рождения,
Но только в самый день последний.
Пройди весь путь до исцеления,
Узри, что факты, как и бредни!
Я не могу сказать тебе,
Как волшебство вогнать в реальность.
Подобно, как сказать себе:
«Волшебное, и есть – реальность…»
Я знаю, что я чародейка,
От этого, могу творить.
Мой взор, как в огороде лейка,
Для жизни новой я могу полить. —
Дать зарождение и рост,
Цветение и аромат весны.
Потом устроить водный пост,
Испепелить и мощь сосны.
Я пожелала, всё исполнилось,
Другие попросили, я дала.
Людским глазам я молния,
Под небом я скала.
На деле, мир мой – точность,
Прямая мысль создавать.
Сухая я, иль сочность,
Мне среднее нельзя давать.
А люди… коробушки рассуждений:
Возможно, может быть, наверно.
Мир подозрений и сомнений,
То хорошо, то скверно.
Как можно создавать в сомнениях,
Быть волшебством, не зная?
Вся жизнь проходит в блеяниях,
Фантомно, – только тая.
У героини был шаман,
И мастер чувственной стези.
Но только дымка, как обман,
Души и разума УЗИ. —
Посредники от волшебства до тела,
Как деньги, семьи и животные.
