. Урядники, неблагосклонно относившиеся к пропагандистам и их подручникам, один за другим сменялись и переводились в другие местности.
Крестьяне пошли, прежде всего, по соседству к предводителю с жалобой на распространяемые социалистами толки о переделке земель, о неплатеже долгов, о замене властей общественными управлениями… “Сидите смирно, вас не трогают, – ответил им предводитель дворянства, – а будете копошиться, вас волостной суд будет драть” (!!!).
После такого ответа предводителя, крестьяне идут в уездный город к исправнику, к непременному члену, к жандармскому капитану – результат тот же. Исправник выгоняет жалобщиков чуть ли не в шею, со словами: “Драть вас надо”. Непременный член принимает их ласково, но уговаривает сидеть смирно. Жандармский капитан тоже принимает их ласково, затем приезжает через месяц в соседнее село, вызывает туда в становую квартиру С. и Х. и там уговаривает их “честью” дело бросить и жить мирно (это с будущими-то цареубийцами!). “Если вам убытки какие, – говорил при этом представитель тайной полиции, – мы все вам готовы сделать”.
Потерпев неудачу в уездном городке, крестьяне обратились в губернский. Написали два прошения: одно губернатору, другое губернскому жандармскому начальнику. Губернатор оставил жалобу без последствия; ответ на нее в этом смысле был прислан в волостное правление и читался публично, что дало только повод к насмешкам над жалобщиками, которых увлеченные пропагандистами глупцы стали дразнить, говоря, что им “нос натянули”.
Но жандармским начальником, по-видимому, заявления крестьян были приняты во внимание; о поселившихся в упомянутых волостях под чужими именами господах пропагандистах стали, должно быть, наводиться справки, о чем они, при их коротких связях с властями, не замедлили осведомиться. Волостные писаря поспешили скрыться при помощи своих сторонников, снабдивших их в дорогу всем необходимым; точно так же были выпровожены и фельдшера земской больницы. А месяца через полтора после побега бывших волостных писарей, один из них, Соловьев, стрелял в покойного Государя…
Писаря бежали, но их покровители, местные заправители дела остались; остался и подобранный состав волостных и сельских управлений. Жалобщикам на пропагандистов приходилось терпеть: одних сажали под арест, к другим применялось право волостного суда наказывать розгами до двадцати ударов. Один из местных зажиточных торгующих крестьян Х. тоже был приговорен к телесному наказанию, и лишь с трудом удалось ему избежать розог, после ходатайств, обошедшихся ему рублей в триста. Затем стали составлять приговоры об удалении жалобщиков из общества.
Несколько крестьян решились отправиться в Петербург искать там себе защиты, но в первый раз не доехали и вернулись с дороги, послав свою жалобу по почте на имя генерала Гурко; дошло ли их прошение – они не знают.
Но вот приезжает сенатор ревизовать губернию. Узнав о том, несколько крестьян едут к нему с запиской о социалистской пропаганде в их местности. Сенатор выслушивает крестьян, обещает приехать на место, велит ждать. Ждали, но не дождались. Вместо сенатора приезжает один из его чиновников. Обращаются к этому чиновнику, рассказывают ему все вышеизложенное. “Неужели все это правда?” – говорит он, возмущенный рассказанными фактами… Тем не менее, сенаторский чиновник уговаривает крестьян “оставить дело: у них-де теперь все тихо”… Тихо, а через три дня после того пришла весть, что Государя убили?
