Читать онлайн Елена Третьякова - Питер, Краски и Любовь

1. Целый зоопарк на мою нервную систему

ГЛАВА 1. Илария. Целый зоопарк на мою нервную систему

– Золотарёва! Золотарёва! Ты что, оглохла! – рёв раненого бизона, не иначе, прокатился по пустому холлу некогда родной альма-матер.

Я выдохнула, потом вдохнула как можно глубже и снова медленно выдохнула. Остановилась. От этого бизона не спасёт побег, а слиться с окружающими стенами я уже не успею. Разворачиваюсь: всё-таки беду надо принимать с поднятым забралом. Моим забралом служит улыбка. Широкая такая, на все 27 зубов. «Мудрые» зубы так и не отросли, видимо, далеко мне до мудрости. А один зуб потерян из-за моей халатности и безумного страха перед стоматологами. Но в этом я никому не признаю́сь. Хотя сейчас от громкого крика захотелось натурально заскрежетать зубами. Но! Всё тоже но: жаль зубную эмаль, а на поход к стоматологу я ещё не набрала необходимого количества нервных клеток.

– Чего несёшься как угорелая?! От само́й кафедры тебя зову.

Всё тот же рёв, всё тот же бизон и ни капли вежливости.

– Я не знаю, кого ты звал. Но моя фамилия Зла-то-рё-ва! – раз миллионный произношу я спокойным тоном.

А этому бизону всё равно. Стоит, ухмыляется. И не надоело ему повторять эту несмешную шутку про мою фамилию.

Бизон – это заноза в моей заднице, внешний раздражитель для моих, в общем-то, крепких нервов. А если точнее, то Матвей Борисович Строганов, для друзей и подруг – Мэт. Сынок нашего заведующего кафедрой. Вот прям такой мажористый мажор, заносчивый и вредный при всей своей приятной внешности.

Высокий, как по мне – каланча пожарная, под метр девяносто ростом. Это при моих скромных метр шестьдесят пять без каблуков, прошу учесть. Не зря бизон в баскетбол играет. Плечистый, накачанный. Надо же чем-то девчонок клеить, характер же отвратный. Темноволосый и сероглазый. Не будь он таким противным, я бы сказала, что симпатичный. Вот прям мой типаж. Этакий «сероглазый король».

Но наше знакомство оказалось не из удачных, и все последующие встречи только портили общее впечатление о парне.

– Пока ещё моя фамилия Златорёва, – мстительно добавила я.

За три года тесного и не очень знакомства Мэт так и не смог (или всё-таки не захотел?) запомнить мою фамилию. Скорее всего, ему доставляло удовольствие коверкать её. Потому что в склерозе и прочих отклонениях в умственном развитии я не могла его заподозрить. Ну не может же он быть кретином и при этом управлять, и весьма успешно управлять, фирмой по оценке и реставрации живописи. Конечно, фирма ему досталась от папеньки, который устал совмещать предпринимательскую и профессорскую деятельность. Но под руководством Мэта за последние четыре года фирма не только не пошла ко дну, а наоборот увеличила свою клиентскую базу и укрепила репутацию надёжного партнёра на рынке произведений искусства. Я даже одно время после окончания учёбы мечтала попасть к нему в штат. Но, поработав пару контрактов, зареклась от постоянной работы с Мэтом. Уж лучше быть вольнонаёмным работником.

– Что значит пока ещё? – бизон аж растерялся, скатился со ступенек чуть ли не кубарем и встал рядом со мной. – Ты что серьёзно приняла моё предложение сменить фамилию на более звучную — Золотарёва? Я, конечно, польщён, что ты прислушалась ко мне, как к более старшему и опытному товарищу, но ты это…не торопись с таким важным решением!

Вот это самомнение у человека. Я чуть не открыла некрасиво рот от изумления. Но вовремя вспомнила, что я же не дурочка-студентка, которая когда-то была очарована этим напыщенным индюком, а взрослая женщина двадцати трёх лет. Мне не к лицу открытый рот. Соорудила на лице как можно более скептичную мордашку (зря я что ли тренировалась перед зеркалом?) и скучающим тоном, растягивая манерно слова, произнесла:

– Замуж выхожу. Вот думаю фамилию мужа взять.

Ни в какой замуж я не собиралась. Да и отношения со Стёпой плавно стали переходить в разряд дружеских. Но Мэту об этом знать не обязательно. Пусть думает, что скоро срок действия его шутки закончится. Я мысленно поаплодировала себе за сообразительность. А вот бизон, стоящий напротив меня, как-то нехорошо сощурил глаза свои серые. Ох, всё-таки красивые глаза, выразительные, с густыми чёрными ресницами. Вот и зачем матушка-природа наделила парня такими глазами, не понимаю. Смерть-то девчачья, а не глаза.

Пока я залипала на глаза и ресницы, Мэт пришёл в себя и прошипел:

– Замуж собралась, Илька-килька? За Стёпу-растрёпу своего?

А я уже и забыть успела, что от приколов и издевательств страдала не только моя фамилия, но и имя. Именем меня, конечно, наградила маменька редким, но красивым. Илария – с греческого радостная, солнечная.

– А тебе какое дело до моей личной жизни? – я вопросительно уставилась в лицо этого жирафа, привычно закинув голову наверх. В мягких туфлях без каблуков я доставала ему макушкой до подбородка. И эта тема роста тоже была изъезжена шутками вдоль и поперёк.

Очень хотелось придумать в ответ смешную присказку про его имя, но, во-первых, это детский сад, а во-вторых, экспромт – это не моё. Я из тех людей, которые хороший аргумент в споре придумают через неделю. Шутки, весёлые и в тему, я генерирую только в расслабленной обстановке среди друзей. Поэтому близкие люди считают, что у меня отличное чувство юмора и что я вполне соответствую значению своего имени. А вот посторонние считают меня спокойной, сдержанной и даже хладнокровной.

– Переживаю, как старший брат. Ну какой-то твой Степашка вялый, безынициативный. Вон два года провстречались, и только сейчас замуж позвал.

И тут на лицо этого «старшего брата» набежала тень. Я воочию увидела, как напряглась челюсть и сжались губы в тонкую линию. Вот что значит купила линзы на две диоптрии больше, чем предыдущие. Всё-таки надо бы решиться на операцию по коррекции зрения, а вдруг ещё больше оттенков человеческих эмоций увижу. Не всё же над картинами корпеть с лупой. Окружающим миром тоже надо интересоваться. Вон какой он интересный, этот мир!

– Илария, ты что беременна? – ну вылитый Каа из мультика про Маугли. Так изогнул шею, чтобы ко мне склониться и заглянуть в глаза.

Ты ж посмотри на него, и имя моё полное знает. Я от неожиданности чуть было опять не открыла рот. Но опять-таки быстро опомнилась, натянула стервозную улыбочку на лицо. (Это я думала, что стервозную, а когда моя подруга Иришка увидела мои кривляния перед зеркалом, то решила, что прошлогоднее зимнее падение на лёд не прошло даром и я повредилась умом).

– Тьфу на тебя! Да и вообще чего ты пристал? Шёл, орал на весь университет, звал кого-то, а прилип ко мне как банный лист.

Этот разговор начал меня раздражать. Хоть я спокойная особа, но Мэт умеет выводить меня из себя одним своим видом, а уж от беседы с ним я закипаю как чайник.

– Батя забыл тебе передать, что новый клиент, которого он тебе предложил, на обслуживании у нашей фирмы. Так что надо заключить трёхсторонний договор. Поехали в офис, подпишем всё.

Такой подставы от Бориса Алексеевича не ожидала. Да и на этого жирафа посмотрите. «Поехали в офис», – я мысленно перекривляла Мэта. Ага, всё бросила и побежала, даже шнурки гладить не буду. Как будто у меня нет других планов на вечер. И так я задержалась, а меня дома ждёт…ждут… Да никто меня не ждёт. И несмотря на вечер пятницы, я никуда не собиралась. Хотела просто отдохнуть. Полежать в ванной в пене с ароматом цитрусовых. Потом медленно выпить чашечку чая. И завалиться на кровать с альбомом репродукций Моне. Ещё я собиралась прикинуть, стоит ли записываться на курсы по реставрации фарфора. Конечно, это интересное направление, но вряд ли пригодится чисто в профессиональной деятельности. Да и сомнение вызывают количество часов – двадцать четыре часа начитки на такой большой пласт информации. От размышлений меня отвлёк голос. Приятный такой, как пишут в книгах, бархатный.

– Чего зависла, душа моя?

Есть у меня такая особенность – погружаясь в мысли, могу уйти далеко, глубоко и надолго. Как говорит моя подруга, это отражается на моём лице мечтательным выражением. Я медленно моргнула, возвращаясь в реальный мир, и вспомнила, что так и не ответила Мэту.

– А вот обращение «душа моя» мне нравится, – произнесла я. Видимо, мозг ещё не совсем вернулся из фарфоровых далей. – Поехали, чего уж тут. Только с тебя кофе и шоколадное пирожное. Нет, лучше два! – Передумала я, разворачиваясь к двери.

– Два кофе? – перед самым выходом меня опередила рука, распахнувшая дверь. А бархатный голос раздался над самой головой. Всё-таки не зря он шутил над моим ростом. «Метр с кепкой в прыжке». «Ты, Золоторёва, часом не носишь табуреточку, чтоб целоваться?». И прочее, и прочее.

– Два пирожных. Одно – шоколадное, второе – Наполеон.

– А у тебя одно место не слипнется? – усмехнулся этот индюк уже на улице, махнув рукой в сторону своей машины, припаркованной на месте для преподавателей прямо под окнами кабинета его отца.

Вот именно с машины у нас и началось наше нестандартное знакомство. Началось криво, с ругани и криков, тем и продолжается по сей день вот уже четыре года.

2. А я иду такая вся в Дольче Габбана....Ан нет, в дождевике made in China

ГЛАВА 2. Илария. А я иду такая вся в Дольче Габбана…Ан нет, дождевик мэйд ин Чайна

Вот кстати, про знакомство. Для меня оно было запоминающимся. До сих пор вздрагиваю от звука взвизгивающих автомобильных тормозов.

Училась я тогда на третьем курсе «Мухи» (прим.: Санкт–Петербургская государственная художественно–промышленная академия им. А.Л.Штиглица) И было мне девятнадцать лет. На календаре был апрель. На улице был дождь. Сильный такой, проливной, с ветром. Как может быть в Питере по весне, ну ещё иногда летом, и всегда осенью, а ещё и зимой. Ливень как зарядил с ночи, так и не прекращался ни на минутку. Я спешила на пары. Не то чтобы я опаздывала, но стоило поторопиться, потому что преподаватель по правовым основам реставрации не любил опоздавших, мог и в аудиторию не пустить.

А шла я, обходя лужи, через университетскую парковку. Ну как парковку, скорее место, где оставляют машины преподаватели. Так как мест таких катастрофически мало, для студентов машиномест не предусмотрено.

И ещё один нюанс: у меня плохое зрение, вот прям очень плохое. И обычно я ношу линзы, так что немногие знакомые знают о моей близорукости. Но накануне я засиделась над новым заданием по праву до ночи, поэтому с утра глаза были уставшими. Контактные линзы я решила не вставлять, пошла в очках. В этом и была моя ошибка. Кто носит очки, тот меня поймёт. В дождь, когда вода хлещет из–под зонтика, очкам явно не хватает дворников, как на лобовом стекле автомобиля. К тому же, заходя в помещение, когда стёкла запотевают, я становлюсь беспомощней крота на свету.

Так вот, шла я по парковке, огибая совсем уж большие лужи, держала зонт, сражалась с ветром и при этом пыталась смахнуть с очков капли, когда слева послышался визг тормозов. Почувствовав лёгкий толчок в бедро, я присела на корточки и, выпустив из рук зонтик, прикрыла руками голову. Почему я так сделала, пояснить не смогла даже сама себе. Но я отмерла, только когда на меня обрушился поток ругани. Оказалось, что огромный серый автомобиль, заезжая на парковку, чуть не наехал на меня. Я из-за дождя и проклятых очков машину просто не увидела. Почему водитель не заметил меня на дороге, не знаю, но догадываюсь. Скорее всего, отвлёкся на девицу, сидевшую рядом на пассажирском сидении. Потому что иначе я не представляю, как можно не заметить меня в ярком жёлтом дождевике и с оранжевым зонтом в руках.