Платон - страница 32

– Пылкая речь и бездоказательная. Вот я – человек. Ты утверждаешь, что тоже. Но разница между нами в том, что я существую априори, а ты – пока я тебя слышу. Ты слуховая галлюцинация. Кстати, я об этом не подумал. Сначала единорог, потом бог, который прикидывается человеком. Может, я перегрелся? – он потрогал волосы на макушке, приложил ладонь тыльной стороной ко лбу и прикрыл веки.

– Давид, прекрати.

Молния рассекла небо, ливень снова усилился, ветер грозил перерасти в ураган.

– А что у тебя с природой? Ты решил создать меня накануне потопа, чтобы было кому спасать твой зоопарк? – спросил Давид с иронией и огляделся.

– Конечно, нет. Это… В общем, не обращай внимание, здесь случается. Прости ради бога, сейчас вернусь, – сказал я и пулей полетел в свет успокаиваться.

Оказавшись в комнате без стен, я отдышался и привел мысли в порядок. Мир за окном снова стал солнечным, безмятежным. Мне захотелось сделать Давиду подарок. Я представил рядом с ним плед, большую корзину для пикника с самой вкусной едой и поспешил назад.

– Нервишки? – спросил Давид, глядя в прояснившееся небо, на котором от бури не осталось и следа.

– Они самые, – признал я и удивился его проницательности.

– Это еще одно доказательство в пользу того, что ты, уважаемый друг, бог, и тебе пора с этим смириться. Если у тебя только с молниями и громом так – может, ты Зевс? Звать тебя могут как угодно, а Зевс – типа должности или внутреннего состояния. Кто его знает, как в загробном мире все устроено на самом деле. Это мне? – он заглянул в корзину и с досадой произнес: – Ты точно месяц назад еще здравствовал, болезный? Это же не еда, а набор для натюрморта. Ну да ладно, пообедаем чем бог послал, не сочтите за каламбур. Ты еще здесь, Платон?

– Да, – обиделся я.

– Отвернись, пожалуйста, я переоденусь, – попросил Давид, снял с себя мокрую одежду, разложил ее на камнях, а сам завернулся в плед, как в римскую тунику, и сел на постилку есть.

Он нехотя выбрал из корзины вино, тосты с индейкой, молочный шоколад и кешью.

– Что ты там шепчешь? – спросил Давид, снова выискивая меня глазами среди камней и колючих кустов. – Мне трудно с тобой общаться из-за твоей невидимости. Ты можешь с этим что-нибудь сделать?

– К сожалению, нет, – ответил я.

– Тогда я сделаю, не суди строго, – сказал он, поднял с земли белый камушек и направился к прямоугольному обломку скалы, напоминавшему огрызок грифеля в человеческий рост, криво воткнутый в берег. Давид резкими движениями нарисовал два кружочка, две горизонтальные полоски над ними, разделил их вертикальной чертой, а внизу провел горизонтальную прямую. Получился неплохой портрет. – Это ты. Говори отсюда, мне так будет проще общаться, – пояснил он, сел по-турецки и начал есть.

– Неплохо получилось. Смело, дерзко, с характером. Первый истукан готов, – одобрил я модернистское произведение.

– И точно, – захохотал Давид с полным ртом. – Мне и на ум не пришло, что это истукан. Я, как бы это выразиться, немного подкорректировал реальность для визуального комфорта, а вышло… Ну, бог с ним… Вино у тебя лимитировано или еще есть?

– Это презент, больше нет. Разве что по особым случаям. Видишь ли, Давид, ты человек продвинутый, не мне тебе объяснять, что мы не в райских кущах и жить придется по-человечески, – пустился я в пространное объяснение прав и обязанностей человека в моем мире.

– Хорошо, по рукам, – неожиданно согласился Давид, подался вперед из тени и протянул руку, зажмурившись от солнца, – скрепим наш договор рукопожатием, так и быть.