Плавучий мост. Журнал поэзии. №4/2016 - страница 9



За леском меня ждет речка Талица,
Плеск и блеск замедляют свой бег…
Все оставит, а это останется,
Все отстанет, а это навек.
Мчись, конек мой, покуда распутица
И судьба не заступят нам путь.
Речка Тьма перед нами расступится,
Понесет, засосет… Ну и пусть.
2016

«Вот жизнь наигралась, сгорела дотла…»

Вот жизнь наигралась, сгорела дотла,
Осталась какая-то малость.
А я как Марина Иванна жила.
Посуду все мыть порывалась.
И сколько потом километров и миль
Безумные ноги носили,
Я все нарывалась, как Осип Эмильевич,
Хотя нас не просили.
Но я не умру под забором, как Блок,
Не дам им в обиду меня я,
А буду лежать и смотреть в потолок,
Быть может чего сочиняя.
И пусть их посуда пребудет грязна,
Зато у нас чисто в палате.
И я – величава, мудра и грузна,
Как Анна Андревна в халате!
2016

Надежда Кондакова

Слово о Галине Погожевой

В стихах Галины Погожевой – чистый звук, случай в сегодняшней поэзии редкий.

Природа этого явления таинственна. Наверно ближе всего подводит к объяснению его – аналогия с работой скрипичных мастеров, ведь скрипка сама создавалась как аналог человеческого голоса.

Даже при условии, что мастера работают с одним и тем же материалом (ель, клен, черное дерево), идеального звучания достигают лишь единичные экземпляры, причем, сам мастер чаще всего не может объяснить, почему у него «получилось» или «не получилось». Чистота звука скрипки – явление божественного порядка, – считали в старые времена, да и сама скрипка, единственный инструмент, который обожествлялся, подобно греческой арфе. Сохранились даже названия частей скрипки: голова, шея, грудь, талия…

Материал у всех поэтов тоже один – жизнь. И почему у одних в стихах она звучит, а в других глуха, как фанерная болванка или пуста, как электронная имитация природного звука – сказать трудно. Возможно на какое-то объяснение наводят строчки прекрасного «серебряного» Иннокентия Анненского, – кстати, тоже о скрипке, о смычке и струнах:

И было мукою для них,
Что людям музыкой казалось.

Мук и страданий в жизни любого стоящего поэта достаточно. У многих – даже перебор. Однако если эти чисто человеческие страхи и смятения лезут в стихи в чистом, «необработанном» виде, то божественная «музыка сфер» перед поэтом закрыта.

Галина Погожева родилась в Москве в семье, где за поколением родителей, советской технической интеллигенции, невидимой стеной стояли крестьяне, сельские учителя, священники и монахи. В юности нам кажется, что мы – это только «мы сами» с ворохом прочитанных книг и повышенных ими самоощущений. Пушкин и Блок представляются более важным звеном бытия, чем какие-то деды и тем более – прадеды. С истинным взрослением души эти составляющие меняются местами.

Деда ватник и прадеда ряска
Очевидцы скитаний и бед.
Раз в году вам положена встряска,
Очищающий солнечный свет.
Ну а нам полагается низко
Поклониться и их помянуть,
И в невидящий глаз василиска
Ненавидящий взгляд повернуть.
Дарит нам еще труп этот львиный
Горький мед. На холмах и во рвах
Надо всей среднерусской равниной
Веет ветер в пустых рукавах.
Одержимые этой державой
Все ж недаром, сквозь снег и метель,
За подстреленной птицей двуглавой
Мы пошли как Тильтиль и Митиль.
Нам теперь змееяд предводитель.
И велят нам идти до конца
Государя полковничий китель
И полковничий китель отца.

Литература, обозначенная светом прямо не упомянутого здесь Метерлинка, побеждена живой историей. «Полковничий китель Государя» и «полковничий китель» отца-фронтовика – не музейные артефакты, а прямые свидетельства нерушимой связи трагических русских времен, определившей и жизненные приоритеты поэта. На мой вкус именно такие стихи, с подспудной «одержимостью» державой, являются истинно патриотическими. Лозунги и клятвенные уверения оставим неистовым ревнителям «красного проекта».