"Плохая Моя" - страница 18
Наконец-то она смотрит мне в глаза, овевая лицо своим тёплым дыханием.
Стоит словно вкопанная, в крайнем потрясении.
— Не хочешь слышать про мою жизнь? А ты слушай! Я места себе не находил, когда ты уехала. Я переживал за тебя. Пытался разобраться и понять… Почему ты всё это, блядь, делала? Зачем пошла в эскорт? Зачем? Боролась против отца-тирана? Почему не сказала мне? Ты переехала, но не избавилась от гнетущего влияния отца. Я бы мог тебя освободить, я бы тебя защитил… Ты могла бы связаться со мной. Но ты… Ты же правду не говоришь! — выдыхаю боль. — Тебе трудно попросить о помощи? Проще взяться за старое? И продать себя подороже?! А теперь ты вернулась с очередным любовником… Тычешь мне тут совестью, но сама… Сама… Ты просто обычная шлюха!
— М-м-м! А ты у нас, значит, бедный и несчастный отшельник? Аскет, соблюдающий воздержание и посвятивший себя поиску духовных истин? — выстанывает, начиная медленно, истошно, как вдруг резко бросает: — Постой-ка! А это разве не ты трахаешь Руслану Смирнову?
Я ошарашен не столько её словами, сколько надломленным голосом.
Меня молнией поражает смутное подозрение. А что если… Что если всё не так, как кажется? Из глубины души опять поднимаются нелепые предположения: что если Стефа до сих пор Моя? Единственно моя?! Моя… Мы же поклялись на мизинцах, что не расстанемся. Стефа моя?..
Скептик внутри меня уже задолбался убивать необоснованные надежды.
— Я хотя бы не втирал тебе, что ты у меня первая и единственная, таскаясь по другим! Секс — это физическая потребность. Мне не нужно для секса что-то чувствовать. Мне не надо сначала влюбиться, а потом трахаться. Это твоё… Твоё ебучее враньё! После тебя… Твоей лжи… Я ни во что не верю. Ты отравила и моё тело, и душу, Стефа. Все мои реакции притупились, чувства атрофировались. Сдохли! Умерли, понимаешь? Как и я сам…
— Хватит! Мне всё равно.
— Всё равно? Честно?
— Честно.
Рывком вжимаю её в себя. Лицом к лицу вплотную.
Чувствую, как член увеличивается и толкается в низ её живота. Горячо!
Подожгла меня, подожгла!
Хоть и понимаю, что мы сильно обожжёмся оба, я обхватываю ладонями её голову, как раньше, когда собирался целовать.
Скользнув большими пальцами по щекам, останавливаюсь на розовых губах.
Моя главная цель!
Даже если сгорю дотла. Какой смысл хранить холод внутри? Какая радость жить мёртвым?
О, да-а… В мертвецах я знаю толк. Я же Птах! Бог мёртвых.
Однажды я уже словил пулю и умирал. Знаете, что я увидел там «за стеной»? Нет обид, нет боли, нет страха, нет ничего лишнего, всё очистилось, открыв главное — любовь!
«Я люблю тебя, Стефа!» — это такая простая мысль. Но как же сложно любить. Живым.
Провожу одним пальцем по нежной коже пухлых губ.
Вспоминаю последнюю ночь перед расставанием, когда мы убивали друг друга. Будто наяву ощущаю вкус прощального поцелуя и размышляю шёпотом:
— Лучше бы ты не приезжала, и я бы думал, что ты просто оступилась один раз. Всё осознала и теперь стараешься наладить свою жизнь. А сейчас к Царёву добавился ещё Жаров... И я уже не уверен, что поступил правильно… Тогда, перед твоим отъездом. Знай я в тот день, что ты будешь делать дальше, знай я правду, остановился бы? Или убил бы?
Безжалостно озвучиваю, без задней мысли, не намереваясь спровоцировать Стефу на какие-либо признания.
Рвано и громко дышим. Губы в губы. Не касаясь.
— Хорошо. Теперь моя очередь задавать этот вопрос... Серьёзно, Яр? Эскорт. Воровство. Измена. Серьёзно? Ты поверил? Говоришь, что хочешь правду. А тебе оно надо? Ты хорошо подумал? — словно нажимает голосом на болевые точки. — Не было и нет никакого Другого. Ты у меня один! Я не была в постели с другим мужчиной ни разу! Царёва даже с голым торсом не видела, не то что без трусов. Ничего у меня с ним не было, ни разу не целовались и не обнимались, не говоря уже о чём-то большем. — Стефа взрывает мой мозг своими словами, и сама горит, краснея как неон. — Ну, вот знаешь ты правду… И что дальше? Что ты будешь делать с этой правдой? Сможешь в неё поверить? Сможешь что-то изменить? Назад дороги нет, Яр. Никому моя правда не нужна. Ни тогда, ни сегодня. Ты Хороший… Я… Плохая! Так ведь всем проще, согласись.