Чай уже дымил ароматным парком из
тяжелой керамической кружки, горячие плюшки заняли свое место в витрине, и три
из них Николь, честно оплатив свой перекус через кассу, положила на тарелку и
забрала себе. Она глотнула чаю, а после, осмотрев первую плюшку со всех сторон,
чтобы найти самое вкусное место, впилась в нее зубами и даже застонала, прикрывая
глаза.
Пол, который и принес плюшки, чтобы Николь
могла поставить их в витрину, рассмеялся, качая головой:
— Тебя надо снимать для телевизионной
рекламы, ей-богу. Ты так вкусно лопаешь эти булки, что, глядя на тебя, их не
захочет купить, чтобы тоже немедленно сожрать, только слепой. Да и тот,
услышав, как ты над ними стонешь, тоже не устоит.
Николь засмеялась в ответ, махнула Полу
рукой — мол, не мешай! — и потянулась к кружке с чаем…
— Правда так вкусно? — спросили
откуда-то снизу, с той стороны прилавка, и Николь чуть не подавилась.
Пришлось встать и заглянуть за витрину.
За ней обнаружился мальчик лет восьми.
— Ты меня спрашиваешь?
— А кого еще-то? Тут больше никого нет.
Николь глянула — да, действительно Пол
уже скрылся за дверью, которая вела во внутренние помещения кондитерской.
— Вкусно, конечно. У нас все вкусно. А
вообще — купи, сам узнаешь.
Мальчик немного посопел, побренчал
мелочью в кармане теплой чистенькой курточки и глянул на Николь сердито.
— У меня есть только на половину
плюшки. Но ты ведь мне половину, наверно, не продашь…
— Не продам. Зато могу просто угостить
тебя своей. Без денег.
— Нет. Отец говорит, что за все надо в
этой жизни платить.
— Ну, он, конечно, прав. Но плата ведь
бывает разной. Есть, например, вещи, за которые вообще нельзя заплатить деньгами.
Только чем-то другим.
— Ты… Ты про что?
— Про дружбу, например. За дружбу можно
платить только дружбой. Больше никак.
— У тебя много друзей?
— Друзей много не бывает. Приятелей
может быть хоть полгорода. А вот настоящих друзей — нет. У меня вот здесь
вообще никого нет. Так, чтобы по-настоящему. Я только недавно в этот город жить
перебралась.
— И я, — мальчишка оживился. — Мы с
отцом тут всего несколько месяцев. Переехали после того, как мама от нас ушла…
Уголки рта у мальчишки вдруг поползли
вниз, и Николь поняла, что надо срочно что-то предпринимать. Взяв со своей
тарелки плюшку порумяней, она обошла прилавок и присела перед мальчиком на
корточки. Мама ушла… То, что из семей уходили, оставляя своих детей, мужики,
было делом, в общем, обычным. Но чтобы женщина бросила не только мужа, но и
ребенка?
— На. И не реви. Это особая антиревная
плюшечка со специальными изюмками для повышения настроения.
— Нет такого слова — изюмки, — сказал
мальчик и шмыгнул носом.
— Как же нет, если я его говорю?
Слышишь? Изюмки! Как только ты эту плюшечку попробуешь, сам поймешь, что,
может, где и изюм, а в этой — точно изюмки. Съешь, и жизнь сразу станет
казаться лучше. Это я тебе как опытный плюшко-терапевт говорю.
Мальчик несмело улыбнулся и, все-таки
не удержавшись, угощение взял. Поразмыслил, шевеля свежими губками и сосредоточенно
двигая бровками, а после просто-таки просиял, видимо, что-то придумав:
— Я ее отработаю. Ты же говоришь, что
можно не деньгами. Вот. Я буду рекламировать вашу кондитерскую. В школе всем
расскажу, что самые вкусные плюшки в городе — здесь. И они — с изюмками!
Николь кивнула и показала маленькому волчонку
— а это, судя по некоторым признакам и в первую очередь по глазам с хищной
желтинкой был именно чистокровка-оборотень — большой палец. Тот улыбнулся
светло и, в точности так, как давеча Николь, осмотрев плюшку со всех сторон,
примерился, где бы укусить.
