— Конечно, не можешь, — хохотнул этот
паразит. — У тебя же мой член во рту. Чувствуешь, как он наливается у тебя на
языке? Соси сильнее, бери глубже и не отвлекайся. Я кончу тебе в рот, и ты все
проглотишь.
— Препод… — попыталась вновь вклиниться
Николь, но звонивший не дал.
— Он далеко, но уже обратил на нас
внимание? Тогда тебе придется постараться, чтобы я успел кончить до того, как
он подойдет к нам. Хочу, чтобы ты ласкала меня и одновременно запустила руку к
себе в трусики и тронула клитор. Тебе ведь нравится ласкать себя там?
— Да, — пискнула совершенно ошалевшая
от такого Николь. — Но препод…
— Уже идет в нашу сторону? Так соси
сильнее, а свободной рукой приласкай мне яички. Мне это нравится. Пальчиками по
тонкой коже… Она там такая чувствительная. Будь нежна, девочка. Покажи, на что
способен твой язычок, губы и кончики пальцев. Скажи, ты сама-то сейчас
возбуждена?
Николь зажмурилась, чувствуя свое
возбуждение слишком уж ярко, чтобы еще и говорить о нем.
— Не молчи! Скажи: «Да».
— Да, — обреченно согласилась Николь и
вновь перевела затравленный взгляд на препода.
Тот смотрел на нее в ответ очень
подозрительно — глаза сузились, а ноздри раздувались, как у настоящего дикого
волка, который почуял след бедного маленького зайца. Вот он сделал шаг к первой
ступеньке лестницы, которая вела между рядами парт наверх, прямо к замершей Николь.
— Тебе нравится сосать члены? Тебе
нравится вкус семени на языке? Твои соски набухают от одной только мысли об
этом?
— Я…
— Ничего не говори, просто дыши. Ты
дышишь так… тяжело и возбужденно. Сладкая девочка… Хочу тебя...
Мужчина и сам дышал так, что было
совершенно очевидно — еще минута-другая, и он кончит, излившись себе в кулак.
Вот ритм его дыхания стал рваным, послышался сдавленный рык, почти хрип, следом
раздался долгий освобожденный вздох и…
— Надеюсь, ваш собеседник уже закончил?
— рявкнул препод, и Николь просто-таки подскочила от неожиданности, хотя вроде
бы и следила за ним испуганным взглядом все это время.
— За… кончил, — пролепетала она и
услышал в трубке по-прежнему хрипловатый, но уже снова по-кошачьему мурчащий,
бархатистый смешок.
— Спасибо тебе. Ты чудо. Такая
искренняя. Будто и на самом деле…
Николь отняла трубку от уха и наконец
нажала на отбой. В голове звенело. «Джингл-беллс», твою мать! Препод, который
стоял несколькими ярусами ниже, смотрел злобно.
«Божечки ж мои! — судорожно подумала Николь.
— Сейчас меня выставят из аудитории, навешают плюх в кабинете у декана, а после
лишат стипендии и тогда…» Она даже глаза прикрыла, стискивая зубы, чтобы не
застонать в голос. А когда снова разлепила веки, то увидела, что проклятущий
препод теперь смотрит совсем иначе — участливо и озабоченно:
— Вы так побледнели… Скверные известия?
— Да… — пролепетала Николь, чувствуя,
что если и была только что бледной, то теперь стремительно и неудержимо
краснеет. — Я… Могу я на десять минут выйти? Мне… Мне очень надо. Пожалуйста.
— Да, конечно. Приходите в себя.
Умойтесь. Может, в медицинский кабинет?
— Нет. Я… Я сама. Сама…
Подхватив рюкзак, Николь паленым зайцем
запрыгала вниз по ступеням, выскочила в коридор и, пулей долетев до туалета, пустила
в рукомойнике холодную воду и судорожно плеснула себе в лицо. Медики! Какие, на
хрен, медики?
— Бли-и-ин… — тихо сказала сама себе Николь
и приложила ледяную от воды руку себе к шее под волосами. — Блинский блин…
