– Извини, попало что-то в рот,
наверное, шерсть с варежки, – оправдываюсь виновато.
На обратном пути еще несколько
раз отплевываюсь. Наконец, мне удается переключить свое внимание на другие
мысли: думаю, как дотянуть без денег до аванса, который нам должны выплатить 25
февраля. По сути, продержаться мне нужно всего полтора-два дня. Но без копейки
и это непросто.
Вбежав в квартиру, скидываю
пальто и устремляюсь в ванную. Несколько раз старательно полощу рот и,
наконец-то успокаиваюсь. Когда выползаю наружу, выясняется, что Костя ушел, не
попрощавшись со мной.
– Похоже, обиделся на что-то, –
ворчит мама. – Такой парень хороший, так много для тебя делает, а ты нос
воротишь. И что, с мытьем рук нельзя было подождать?
– Я не руки мыла, а рот
полоскала. Шерсть попала, никак не могла избавиться. Знаешь, как это неприятно?
– оправдываюсь.
– Ладно, – прощает мама, –
попозже позвонишь и извинишься. А пока переодевайся и мой посуду. Я тебе
помогла – возле раковины все сложила.
Моя надежда, что за меня не
только уберут со стола, но и помоют тарелки, бокалы и столовые приборы не
оправдалась – приходится заниматься ненавистным мне делом самой.
Пока переодеваюсь и мою посуду,
мама пребывает в комнате Андрея: Тая хвалится покупками. Не вслушиваюсь, меня
вообще все эти охи и ахи относительно еще не родившегося малыша раздражают. Как
и мечты о том, как моя комната превратится в детскую. Я вообще-то в этой
комнате живу и съезжать не планирую. Костина квартира, в которой даже не была
ни разу за последние полгода, не в счет. Я еще не вышла за него замуж. А после
сегодняшних поцелуев не уверена, что вообще выйду. Не смогу я каждый день
терпеть, как он меня слюнявит! Даже при воспоминаниях об этой пытке желудок
сжимают спазмы. А ведь это только поцелуи, что же будет, когда Константин
захочет большего? А женившись, он точно потребует исполнения супружеского
долга. Хотя, наверное, это будет не так противно, как целоваться. Физически не
так противно. А психологически? Неужели я соглашусь себя продать. Впервые
задумываюсь о том, чтобы разорвать помолвку. Которой, к слову, формально еще и
не было.
Вымыв посуду, иду к себе. Из-за
двери Андреевой комнаты слышны приглушенные голоса. Совсем недавно там
разговаривали громко, даже льющаяся вода не заглушала доносившиеся оттуда
возгласы. С чего это вдруг притихли? Становятся любопытно. Притормаживаю возле
двери и прислушиваюсь.
- Ты не могла все это одна
купить? – зло шепчет Андрей. – Просил же тебя не таскать ее по людным местам!
Встретит еще кого знакомого, а мне потом придумывай, кто это, почему ее узнал!
Уже был прецедент.
Тая всхлипывает.
– Не кипятись, – заступается за
невестку мама. – Не случилось же ничего.
– Так могло же случиться! – не унимается
Андрей.
– Тая будет осторожнее впредь, –
обещает мама за невестку.
– Платье, в котором ты сегодня к
столу вышла, откуда оно? – брат переводит тему, но она его супруге тоже не
нравится: она всхлипывает громче и бормочет что–то неразборчивое.
– Я ей отдала, – отвечает за Таю
мама. – Думала, что не вспомнит.
– Вот ты и будешь ей все
объяснять, если спросит! – грозится Андрей.
– И объясню! – храбрится мама.
Судя по звукам, она встает со скрипучего дивана и направляется к двери. Я
успеваю прошмыгнуть в туалет и закрыться в нем. Досчитав до десяти, спускаю
воду и выхожу, пытаясь сделать безмятежное выражение лица. Подмывает спросить
про платье, но я сдерживаю любопытство: если поинтересуюсь этим сейчас, мама
может догадаться, что я все слышала.
