Дома Хару разглядывал в зеркале синяк на плече. В голове крутились обрывки: шрам Аяко, её ледяной взгляд, угроза Такуми. Он включил компьютер и вбил в поиск: «Фудзивара Токио баскетбол». Выскочила статья двухлетней давности: «Трагедия в семье звезды юниорской лиги: Кай Фудзивара погиб в ДТП». Фото: улыбающийся парень с мячом, обнимающий девушку Чёрные волны, челка на бровях. Аяко.
Поздним вечером Аяко стояла на мосту Акаренга. Вода впитала огни города, превратившись в чёрное зеркало. Она достала кольцо, поднесла к губам:
– Прости, что сдаюсь, – шепот унёс ветер.
За спиной хрустнул гравий. Она обернулась, ожидая Такуми, но увидела Хару. Он протянул термос:
– Глинтвейн. Мама говорит, согревает душу.
Они молча смотрели на воду. Вдруг Аяко спросила:
– Ты знаешь?
– Знаю, – кивнул он. – И мне всё равно.
Дождь усилился, смывая следы на её щеках.
На следующее утро Аяко вошла в спортзал первой. Когда появился Хару, она бросила ему мяч:
– Играешь нападающим?
– Ага.
– Тогда учись пасовать, – она указала на пустой угол площадки. – Если проиграешь – купишь тайяки.
В её глазах горел вызов, но в уголке губ дрогнула ниточка тепла. Хару поймал мяч, чувствуя, как трещина в её броне стала шире.
После тренировки Такуми поджидал её у ворот. Аяко прошла мимо, не глядя. Он схватил её за локоть:
– Деньги, Фудзивара! Или рассказать всем, как твой брат.
Она резко вырвалась, голос – лёд:
– Прикоснёшься – сломаю руку.
Хару шагнул вперёд, заслонив её:
– Убирайся.
Такуми засмеялся, но отступил. Когда он скрылся, Аяко вздохнула:
– Зачем вмешался?
– Потому что теперь ты не одна, – сказал Хару, подбирая её упавший шарф.
Урок литературы. Учитель разбирал «Сказание о Гэндзи», когда Аяко подняла руку:
– Почему все сочувствуют принцу, если он разрушал жизни?
– Это же эпоха Хэйан, – пожал плечами педагог.
– Жестокость не оправдывается временем, – парировала она.
Хару видел, как дрожат её ресницы. Он вспомнил статью: её брат погиб, спасая ребёнка из-под колёс.
В столовой Аяко ела в одиночестве. К ней подсела Хина с подносом:
– Можешь помочь с математикой? Я всё запутала.
Аяко кивнула, отодвинув тарелку. Через десять минут Хина визжала:
– Боже, ты гений!
По столовой поползли шёпоты: «С ней можно говорить!».
После школы Хару застал её в библиотеке. Она листала альбом с фото космоса.
– Любишь звёзды? – спросил он.
– Брат мечтал стать астрономом, – она тронула снимок туманности. – Говорил, мы все сделаны из звёздной пыли.
– Значит, он теперь там? – осторожно предположил Хару.
Она впервые улыбнулась по-настоящему:
– Да. И очень сердится, что я грущу.
На прощанье у ворот она вдруг сказала:
– Завтра принесу твой тайяки. Ты выиграл спор.
– Как? Мы же не играли.
– Ты рискнул за меня. Это лучшая победа.
Её зонт скрылся за поворотом, а Хару стоял, ловя на языке вкус обещанных сладостей и надежды.
Ночью Аяко разбирала коробки в новой комнате. На дне одной из них лежала баскетбольная форма с именем «Кай». Она прижала её к груди, глядя на луну за окном:
– Ладно, братик. Попробую снова.
Внизу зазвонил телефон – неизвестный номер. Она ответила, услышав голос Такуми:
– Считай до трёх, Фудзивара. Или твоему новому другу не поздоровится.
Трубка захлопнулась. Аяко медленно подошла к окну. В уличном фонаре метались мотыльки, обжигая крылья об стекло. Она сжала кулаки, зная: битва только начинается.
