Мао Цзэдун встал и медленно заходил по ковру. Он явно был взволнован и своей речью, и ходом своих мыслей. Достал из кармана сигареты, закурил и продолжил посветлевшем голосом:
– …Европейские народы ещё ходили в звериных шкурах, а у нас уже производили шёлк, бумагу, порох, железо, драгоценные металлы и керамику!.. Мы вели торговлю с нашими соседями, а нашу письменность заимствовали народы Индии, Кореи, Вьетнама и Японии… – Мао Цзэдун внезапно оборвал свою речь и спросил: – Я, наверное, товарищ Сун Пин, утомил вас своими разговорами? Но не сказать вам об этом я не мог… – Чему-то усмехнулся и добавил: – Я с уважением отношусь к русскому народу, однако и китайский народ заслуживает не меньшего уважения. Да, мы оказались в беде, но это не наша вина. И вы знаете об этом не хуже меня… Хотя… Беды приходят тогда, когда сами люди забывают заботиться о себе…
Последние слова Мао произнёс так тихо, что Владимиров с трудом их расслышал.
Уже прощаясь с Владимировым, Мао Цзэдун сказал:
– В Москве должны знать всю правду о том, что у нас происходит. А какая будет эта правда, во многом зависит и от вас, товарищ Сун Пин…
Восьмого числа Совинформбюро впервые сообщило об успешных боях за Сталинград. Сменился тон и зарубежных радиостанций. Радио агентства «Рейтер» заговорило о героической Красной Армии и, ссылаясь на источник близкий к правительству Великобритании, сообщило о намерении Черчилля и Рузвельта направить в Россию на Южный фронт девять британских и пять американских эскадрилий истребителей для оказания помощи советским войскам в воздушных боях с немцами. Однако сообщение было сделано с оговоркой: после завершения наступательной операции союзных войск в Египте.
В этот же день Риммар поймал волну, на которой работала радиостанция Берлина. Она сообщила, что, несмотря на участившиеся бомбардировки, немецкие заводы по производству самолётов продолжают их выпускать по две тысячи в месяц.
На следующий день Владимиров с Алеевым решили с утра отправиться в город. Как выразился Алеев: «проверить обстановку».
– Не опаздывайте к обеду! – предупредил Долматов. – Наш повар приготовит для нас харчо!
– Харчо? – удивлённо переспросил Алеев. – Это из чего же?
– А вот увидите! – усмехнулся Долматов. – Чан действительно хороший повар!
Выехав за ворота, Владимиров с Алеевым невольно остановили лошадей. День выдался ясным, и отсюда хорошо просматривались очертания древний пагоды на склоне горы, которая опускалась своим подножием к крепостной стене.
Владимиров слышал от Бо Гу, что когда-то эта погода была самой почитаемой жителями Яньаня. Однако с годами некогда густонаселенный город, в котором жило около восьмидесяти тысяч человек, ведущий торговлю с соседними провинциями, заметно опустел. Сейчас в Яньани проживало не более пятидесяти тысяч человек. Здесь разместились несколько зданий службы ЦК КПК, Генштаб и Правительство, банк, агентство «Синьхуа», госпиталь, военная академия, партшкола, академия искусств имени Лу Синя и драмтеатр. И совсем недавно возобновили работу десять ткацких фабрик. Ни на день не прекращали свою работу рынок и множество харчевен и лавок.
Деревьев в городе почти не было. Кое-где на глаза попадались небольшие заброшенные сады, примыкающие к домам, хозяева которых при приближении к городу Красной Армии оставили их и уехали кто куда.
У северных ворот к Владимирову и Алееву подошёл пожилой китаец, с почтением поклонился и сказал:
