Читать онлайн Ольга Фомина - Под шершавой корой

Повесть

…Бормочут Отче наш, Богородице, в сущности, коли столько мы к ним взываем, стало быть, больше всего не хватает нам отца с матерью.

Жозе Сарамаго

Пролог

Пятница, 27 сентября, 11-40

Вот-вот заголосит звонок. Стою у стола, окидывая взглядом пустой класс. За дверью гомонит шумная перемена, а здесь, среди старых, непримечательных парт, тихо, как в лесу, в котором я, кстати, с радостью бы сейчас спряталась. Стулья стоят неровно – пятиклассники убегали в коридор столь резво, что сдвинули их с мест. До сих пор перед глазами картина, как Миша Головин зацепился лямкой портфеля за спинку стула и чуть не полетел через парту кувырком. Улыбаюсь воспоминанию, хоть и сжимаю пальцами шариковую ручку. Прошедший урок удался, но что будет на следующем – ещё не известно. Это моя чистая доска, на которой надо написать слова и предложения: вот и мел под рукой. Только доска эта своенравна и скачет по кабинету, как резвый бычок, – поди догони её, чтобы хоть пару слов черкнуть. Мой непростой 7 «Б»…

Через несколько минут мы опять сойдёмся в одном классе, чтобы вновь испытать друг друга. Или наконец понять?

Стрелка падает неотвратимо и безучастно: вот мгновение – а вот его уж нет, и другое тикает следом, каждое – лишь короткий щелчок и в то же время будто взрыв сверхновой.

На моём столе всё готово: план, раздаточные материалы, запасные ручки и карандаши – ведь кто-то из детей обязательно забудет пенал дома, а кто-то и не подумает его приносить. Есть и листочки для тех, у кого нет тетради, или же она внезапно кончилась. Но эти вещи – лишь реквизит. Режиссёр и одновременно актёр – я, а мои герои слушаться не любят.

Хочу пить. Ручка слегка подрагивает в пальцах, стоит немного их расслабить. Ни одной лишней паузы – с моими семиклассниками даже секунды промедления равнозначны поражению: спасибо, вы свободны, следующий. Держать зал – моими ли руками, посмотрите, ведь они дрожат?

«Тик».

Наш первый урок был внезапным спуском с горы на лыжах, когда следом за тобой катится, нарастая, лавина и глотает, пожирает снег и деревья на своём пути. Вот она разрастается до неба, закрывает солнце, хватает тебя за лыжи – догнала, проглотила. И неприручённая стихия вертит, кружит тебя внутри, в полной темноте, что-то бьёт по голове, по телу, воздух на пределе – а в конце тишина.

Своё первое сентября в качестве молодого педагога я встречала маленьким чёрным платьем, туфлями на каблуке, уверенной улыбкой и искренней верой в то, что стану прекрасным учителем. Знакомство с классом как первое свидание с парнем, которого у меня, впрочем, нет, но представим, не такое уж сложное дело, чтобы нельзя было вообразить. Итак, важно всё: внешность, жесты, мимика, интонация, слова.

– Меня зовут Мария Осиповна, и следующие несколько лет мы будем вместе изучать русский язык и литературу…

Одна фраза – на все три доверенных мне класса. Перекличка, знакомство с учебниками, изготовление бейджиков: запомнить семьдесят человек за пару дней не шутка, и в этом помогают самодельные бумажные домики на партах. На каждом – имя ребёнка.

Вот Валя: самая маленькая из ребят, светловолосая, с немного испуганными, но внимательными глазами, улыбка острая, с щербинкой только что выпавших клыков – озорная и добрая девочка. Её имя ей необыкновенно идёт.

Бам! Кто-то роняет книгу, лезет под стол, задевает локтем вещи на парте, и следом прямо на спину ученику сыплются цветные карандаши, ручки, линейки. Дети вертятся, шушукаются, хихиканье прибрежной волной прокатывается по партам, и наконец из-под стола выныривает раскрасневшийся мальчик. Обнимает охапку поднятых вещей, скромно бормочет извинения, но голос дрожит от сдерживаемого смеха – уж не нарочно ли проделан этот фокус, больно довольное у паренька лицо. Серёжу тоже запоминаю сразу.

«Так!» – щёлкают часы.

Уроки с двумя пятыми классами проносятся задорно, смело. Чувствую их детскую энергию, непоседливость, но также умение слушать, и бесстрашно веду нашу первую встречу к завершению. Два класса узнаны, теперь вытвердить все имена назубок, разгадать характеры, подобрать к каждому ключики.

Остался ещё один класс – седьмой. Ребят в нём мало по сравнению с пятиклассниками – всего шестнадцать человек. Заваливаются в кабинет, толкаясь в дверях. По очереди, создавая иллюзию эха, бросают на ходу: «Здрасьте». Встречаю их стоя. С улыбкой. Только не в тридцать два зуба, мудрости у меня ещё нет. Улыбаюсь тихо, вежливо, доброжелательно.

Класс неравномерный: девочки – их всего четыре – садятся парами, а мальчики рассеиваются по кабинету, как семена в поле на ветру. Смотрю на них и не могу поймать общность: многие сидят по одному, на партах – пустота, лишь перед двумя девочками и одним мальчиком аккуратно лежат письменные принадлежности. Остальные ребята развалились на стульях, развернулись кто куда и обсуждают местечковые новости. Со звонком закрываю дверь, обращаюсь лицом к классу: дети невпопад встают, кто-то продолжает сидеть и даже полулежать за партой.

– У нас учителя каждый год меняются, – будто прожёвывая слова, говорит мальчик с "камчатки". – Толку ноль.

Жестом прошу его встать, здороваюсь, начинаю приветственное слово, но вскоре меня перебивают:

– В прошлом году Ксения Владимировна была ух какой злющей!

– Ага, орала всё время, – подхватывает девочка с чёрными волосами. – А ещё… – торопится она поведать, и одноклассники оборачиваются к ней, будто тоже собираясь выступить с речью.

Прерываю их и усаживаю за парты. Могла бы – пригладила бы руками их взъерошенную шерсть, наэлектризованную гневом. Но прикосновение – слишком интимный жест, и прикасаться к тому, кто тебе не очень рад, плохая затея – того и гляди лишишься руки. Буду усмирять их словами. Посмотрим, снимет ли это напряжение.

– Привыкать к новому учителю непросто, особенно ежегодно, – соглашаюсь я. – В моей школе сменилось три преподавателя физики. Не успеем приноровиться к одному учителю – его заменяют на другого, и опять новые требования, манера вести себя… Мир столь изменчив, и учиться приживаться в нём мы начинаем именно с детства. Я понимаю ваше недовольство – хочется постоянства и уверенности. Что ж, я всё же надеюсь, что мы вскоре найдём общий язык. Сперва договоримся: мы не будем обсуждать и тем более осуждать тех, кого нет в кабинете, в том числе и других учителей.

Мой голос звучен и ровен, а в голове рефреном стучит: «Иди, вещай с горы». Подбираю экспромтом слова, фразы: они не были заготовлены, в сценарии урока не могло появиться таких реплик специально. Ребята морщатся, другие ухмыляются, некоторые согласно кивают, но в кабинете нет тишины: класс будто постоянно гудит и шевелится, живой, неспокойный, дикий. Забываю, что должна делать дальше: проводить перекличку, знакомиться с учебником или делать бейджики. Спокойно делаю шаг к столу, чтобы это движение не выглядело как отступление: там лежит краткая памятка, и я хватаюсь за неё взглядом как за спасательный круг. Однако секунда моего замешательства – и дети уже вертятся на местах, шарят в портфелях, шепчутся.

Первый урок. Первое свидание. Тише. Взять себя в руки. Взять их в руки. Как Иккинг, бросаю бумажную подсказку, и решительно начинаю называть детей по именам и фамилиям. В списке трое Вань, и все они как на подбор весьма дерзкого вида: Бесфамильный почти лежит на спинке стула, Смирнов постоянно сидит к доске боком и что-то стремительно набирает в телефоне, а Коржин, кажется, вообще не закрывает рот и обращается то к одному, то к другому: «Эй, слышь, ты гулять пойдёшь после школы? Пш, чё лыбишься, зубы пересчитать, а? Настёна, от тебя воняет! Дай жвачку!»

Заставляю голос звучать увереннее, ощущая себя на сцене оперного театра, и между чтением имён и фамилий пытаюсь быстрыми фразами удержать уже скучающих детей от откровенной болтовни и понимаю, что не могу запомнить и половины имён. Отчасти потому, что этот класс уже третий за день, отчасти из-за того, что стоять на каблуках внезапно становится сложнее и опасней. Не хочу, чтобы дети видели, что я растерялась от отсутствия хотя бы малейшей дисциплины, а я растерялась. Подвернётся сейчас каблук – смеха не оберёшься. Мелочь, но с этим классом нельзя быть слабой.

Перекличка кажется мне невозможно долгой, но потом урок несётся по минутам, подпрыгивая и раскачиваясь так сильно, что того и гляди кто-нибудь вывалится в окно, и возможно, что это буду я.

Шестнадцать детей. Из них слушают меня ровно три. Остальные отмахнулись бы от назойливого учителя, как от надоедливой мухи. Летом они ничего не читали, работать сейчас не хотят, у половины нет ни тетрадей, ни ручек, и никого из детей это не волнует ровно до тех пор, пока я лично не обращусь к ученику и не дам волшебную команду: «Записывай». В этот момент ученик загорается такой жаждой знаний, что весь класс должен сопутствовать ему в достижении целей. Кто-то должен дать ему тетрадь или листок, кто-то – ручку, кто-то – подсказать, что вообще писать, а спросить об этом учителя – слишком простая задача, всё удовольствие от поиска теряется.

Урок расползается по швам прямо у меня в руках. Мы не успеваем и половины того, что должны сделать, хотя на первое занятие я не продумывала слишком сложной и насыщенной программы. Я стою у доски прямая и ужасно тонкая, особенно сейчас, когда любой порыв ветра может сбить меня с ног, так они обессилели, но шум седьмого класса сбить не может, потому что нельзя. Нельзя быть слабой. Но что мне делать, если я, к своему стыду, оказалась именно слаба?

Урок неровно катится к звонку и наконец ударяется об него, словно о камень, и рассыпается в прах. Дети хватают телефоны и выбегают в коридор, в я остаюсь в классе, сама – прах, не сумевшая выдержать это первое свидание с достоинством. Пятых классов будто и не было – сейчас, в это мгновение я не помню о том, как хорошо справилась с предыдущими уроками, как живо и звонко прошли занятия с пятиклассниками, как я была полна сил с утра. Нет, в это мгновение я вижу только развороченный кабинет: стулья и парты сдвинуты с мест, под ними валяются бумажки – откуда так много листов у тех, у кого и тетрадей-то не было? – а в одном месте блестит лужа разлитого сока. Я вижу разорённый кабинет и себя посреди класса. Одинокую, в чёрном платье, едва держащуюся на ногах и, кажется, потерявшую голос от усилий вести за собой шумный поток семиклассников. А ведь все три моих класса должны были вскоре прийти и на литературу в это первое сентября.

Нужно поднять с пола упавшую улыбку, натянуть спину на осанку, как на плечики для одежды, выпить воды, чтобы суметь проговорить хоть слово, вымыть доску, собрать мусор под партами, отнести в учительскую журнал и взять другой. На всё – десять минут, но две из них я уже простояла в тишине, итак, время пошло, а с ним пошла и я. Тик-так, зазвучали каблуки.

Глава 1. Глазами Марии Осиповны

Среда, 25 сентября, 7-10

Электричка продрогла до последнего винтика: ночью осенняя сырость затапливает поезд, как вода, и пассажиры, хочешь не хочешь, ныряют с головой и мыслями в стылые вагоны, ёжатся на жёстких, холодных сиденьях, хмурятся спросонья, чихают, зевают. От окна тянется острый поток встречного воздуха – пробирается под рукава и за шиворот, будто дождь. Прячу руки под манжеты, как в муфту, отклоняюсь к спинке сиденья.