В склепе тихо шел снег. Падал на надгробия и тут же таял, превращаясь в слезы.
Джас возвращалась в свою тюрьму опустошенная. Только выйдя из транса, заметила, что так и зажимает в кулаке нераспечатанное письмо. С красного сургуча на нее сурово смотрел орел в короне.
Белая карета приехала чуть свет. Джастину провожал отец. Грис так и не вышла. Средняя дочь собиралась отбыть сразу после завтрака. Ее повозка уже была готова. Отец решил, что сам проводит Гристель до Академии. Заодно намеревался просить аудиенции у короля. Что–то связанное с границей – Джас уже не посвящали в планы семьи, отчего ей становилось только грустнее.
– Ничему не удивляйся, – прошептала она отцу на ухо, когда они обнимались на прощание. – Все равно не смогу объяснить.
Джас сунула ему в карман конверт, который принесла с собой из Орлиного гнезда. Сама читать не решилась, боясь, что стражники застанут ее за этим занятием и поинтересуются, откуда взялось письмо. Лишнее доказательство ее связи с врагом.
Когда Тина посмотрела на отца в последний раз, у того дрожали губы, которые он пытался растянуть в ободряющей улыбке.
Дочь лорда Варандак посадили в белую карету и закрыли двери на увесистый замок. Запряженная двойкой лошадей, тяжелая и неповоротливая повозка медленно выкатилась за ворота. За ней последовали четверо всадников в монашеской одежде белого цвета с косыми крестами на спинах. Храмовики ярко выделялась на фоне серых стен и хмурого неба.
Джастина приникла к зарешеченному окну. Она хотела запомнить родные места, понимая, что может сюда никогда не вернуться. Она слышала, как монахи обещали отцу не торопиться уничтожать ее редкий дар.
– Подобное чудо отражения достойно изучения, – заверили они его.
Джас хмыкнула. Была просто мышкой, а станет подопытной.
Карета увозила все дальше. Ландшафт за окном до того был монотонен, что глазу не за что было зацепиться. Все те же поля, леса, деревеньки. И лишь изредка встречающиеся замки, построенные всякий на свой манер, как–то разнообразили панораму.
– Лазбур, Хореш, Голандри, – шептала она имена кланов – владельцев тех или иных земель, объединенных под общим названием Долины. Как выяснилось, из кареты ее не выпустят до самой столицы – это чуть ли не пять дней пути. Сиденье раздвигалось и на нем можно было спать. Под ним лежал горшок. Еду и ночную вазу просовывали в окно, предварительно отпирая решетку.
– Почему такие предосторожности? – спросила Джас, когда поняла, что и здесь сделалась затворницей.
– Карета заговорена. Никакая магия не выйдет за ее границы, – пояснил старший из монахов – отец Фолли.
– Но я не опасна, – пыталась убедить она.
– Наше дело доставить раннепробужденного в храм. А уж опасен он или нет, решать старшинам.
Ей дали имя. Раннепробужденная.
Ночуя на постоялых дворах, монахи оставляли карету у входа, и пленница с грустью взирала на жизнь за пределами своей крохотной тюрьмы. Чтобы размяться, ей приходилось прыгать, и тогда карета на рессорах прыгала вместе с ней.
На третью ночь их небольшой отряд остановился в крупном селении. «Это Дубы», – объявили арестантке, когда та спросила, как называется деревня. Сердце Джастины заколотилось как сумасшедшее.
– Мальчик, эй, мальчик! – стоило монахам скрыться в трактире, как Джас окликнула мальца, околачивающегося вокруг кареты. – Пожалуйста, позови вашего кузнеца. Мне очень нужно с ним увидеться. Дам серебрушку.
