– Хельг, милый, ты все–таки пришел, – Джас погладила мягкую щетину. Теперь у друга волосы не были заплетены в косу на манер людей, живущих у Бесноватой Бесси. Здесь, в полях, царили совсем другие привычки и порядки. Волосы, перевитые лентой, мягкими волнами спускались до пояса, но Хельг все так же встряхивал головой, чтобы отбросить пряди с лица.
– Я дождался, когда в селе все уснут, – он виновато улыбнулся. Сам понимал, что находится в полной зависимости от прихотей жены и ее отца–старосты. Джас сделалось жалко друга.
– Как ты живешь, Хельг? – сейчас, когда первый восторг от встречи сошел, она заметила и тени под глазами, и складки, залегшие между бровями, точно Хельгерту приходилось чаще хмуриться, чем улыбаться.
– По–всякому случается, – уклончиво ответил он и отвел глаза.
Джас понимала друга. Хельгу, даже если будет невмоготу, идти некуда: родители, побоявшись гнева лорда Варандак, не примут отпрыска.
– Как твой сын? – поинтересовалась она, чтобы перейти к более безопасной теме. Какие родители не любят говорить о своих малышах?
– Мой сын? – он переспросил так, словно не понимал, кем интересуется Джас.
– У тебя же родился сын, – подсказала она, чуя, что не все ладно. – Матушка твоя с гордостью рассказывает о внуке.
– Ах, матушка, – Хельг хмыкнул и опять отвел взгляд. – Матушка многого не знает. Или делает вид, что не знает.
– Поделись со мной, – Джас погладила его побелевшие пальцы, вцепившиеся в решетку. – Ты всегда доверял мне, почему бы сейчас не открыть душу? Вот увидишь, тебе полегчает.
Хельгерт поднял на Тину глаза, долго всматривался в лицо, словно решал, выдержит она правду или нет.
– Скажи, Джас, почему тебя отец не защитил? Ты его кровиночка, а он бросил тебя на произвол судьбы. Хотя о других детях беспокоится, еще как беспокоится… – в словах Хельга слышалось столько горечи.
– Он не мог, – Тина удивилась резкой смене разговора. – Закон есть закон.
– Я бы смог. Никакой закон мне не был бы указом. Не отдал бы тебя никому.
– Подожди, а при чем здесь мой отец, когда я спрашиваю о ребенке? – Джас смотрела на Хельгерта широко распахнутыми глазами, уже понимая, какую тайну хранит ее друг. Его грустная усмешка лишь подтвердила догадку. – Эт–т–то его ребенок?
Хельг кивнул.
Сразу сделалось понятно, откуда так быстро подобралась невеста, и почему сын кузнеца был спешно к ней отправлен. И для чего его женили чуть ли не в тот же день, как он прибыл в Дубы. Нельзя было тянуть, люди бы догадались, начали говорить, а там слухи добрались бы и до границы.
– На каком сроке она родила? – Джас теперь знала точно, почему тесть Хельга не хотел, чтобы они встретились. Да и отец никогда не приветствовал ее стремление узнать, как поживает сын кузнеца. Любые поползновения обрывались на корню.
– Семи месяцев не случилось. Ребенок родился крупным, жена долго не могла оправиться и… Он похож на твоего отца. Сначала я этого не видел, ходил, как дурак, счастливый. А потом нечаянно услышал, сколько денег отвалил лорд Варандак тестю и моей матери. И сколько еще даст, уж моя супружница своего не упустит. Все тут же в голове и сложилось.
Нет, Джас не могла корить отца за то, что тот хотел телесных радостей. Леди Варандак болела и давно, а он сильный мужчина, правитель, которому требовалась молодая и здоровая женщина, но зачем же так подло прикрывать свои грехи?
Джастина была оглушена. У нее есть брат–бастард. Она всей душой любила отца, а теперь не верила, что один и тот же человек мог быть таким разным. Отправить мальчика, чистого мальчика, к своей любовнице, заранее зная, что его ждет обман и разочарование – это несправедливо. По праву сильного он обрек Хельга на существование в семье, где нет любви, одна гадкая корысть. Джастина видела ее проявление, когда явившийся вместо кузнеца староста обманул ее. Не жалко золотые монеты, мерзко, что пришлось столкнуться с таким проявлением подлости.
