Под звездным дождем - страница 3

Милан принес огромный таз, всхлипывающая Соня помогла ему собрать

бедных индюков. Валя понемногу успокоилась, громкие причитания сменились

тихим оханьем. Все расположились на кухне и принялись ощипывать индюшек.

– Может, ошпарить их? – все еще вздыхая, предложила Валя. – Дело быстрее

пойдет, и грубые перья уйдут вместе с пеньками.

– Верно говоришь, – согласилась Серафима, вытирая рукавом пот с лица и

укладывая Ганса обратно в таз. – У этого все перья жесткие, еле хвост выщипала.

– Ой, батюшки-светы, – снова запричитала Валя. – Выварка-то моя занята, я в

ней яблоки с утра замочила, а другой большой кастрюли у меня нету.

– Милан, Соня, бегите домой, скажите Катерине, чтоб сюда шла и посуду с

собой принесла.

Дети выскочили во двор и, не добежав до калитки, снова услышали громкий

крик – на этот раз кричала бабка. Они ринулись на кухню, но тут же застыли.

Посередине кухни на нетвердых ногах стоял наполовину ощипанный Ганс и тряс

кораллом. В тазу пытаясь вылезти копошились голые Зита и Гита. Бедная Валя

сидела, облокотившись на стул, и готовилась в любой момент упасть в обморок. А

бабка, уставившись на птиц, тихо приговаривала:

– Слава Тебе, Господи, что не ошпарили…

Птицы выбрались и, шатаясь, разбрелись по кухне. Ганс напугался видом

голых индюшек и рванул в дверь. Те же обступили кадку с водой и жадно пили.

– Сушняк, – констатировал Николай, и все громко захохотали.

Об этой истории узнала вся деревня. Соседи с выпученными глазами стояли у

забора, глазея на общипанных птиц.

Ганс большую часть дня просиживал в индюшатнике, пребывая в глубокой

депрессии. Кожа у него на голове была ярко-красная. Лишь иногда он выходил к

кормушке, избегая встреч со своим обнаженным гаремом. Видимо, вид Зиты и

Гиты с единичными перьями на теле его травмировал еще больше. Зато Зита и

Гита, стройные, как балерины, польщенные всеобщим вниманием,

грациозно вышагивали по забору, величаво осматрив

ая публику.

Много еще разных историй мог вспомнить Милан об их с Сонькой общих

приключениях. Но бывали и обычные дни, когда они ходили по селу с местными

ребятами, гуляли в лесу, удивляясь его красотам, и плавали в речке, наслаждаясь

свежим воздухом и прохладой воды. И вот теперь Милан снова подъезжал к дому

Серафимы Пантелеймоновны. В глазах его заиграли радостные огоньки с ноткой

легкой грусти. Он понимал, эти каникулы его последние беззаботные дни перед

началом новой взрослой жизни.

Глава 3.

По дому разносился запах свежеиспеченных пирожков, жареного сыра и

травяного чая. В столовой звучали радостные голоса.

– Ну, наконец-то! – завидев девочек, весело сказала мама. – Здесь вам не

дома, валяться в постели допоздна не положено.

– Это кто сказал? – вступился за них Николай. – Положено, не положено,

каникулы…

– Ты это своей маме скажи, – понизив голос, проговорила Катерина.

Она положила на стол тарелку с кружевными блинчиками, сняла салфетку с

еще дымящихся пирожков и, убедившись, что все на месте, поманила

присутствовавших рукой.

– Так, садимся, садимся, все готово. – Заметив, что свекрови в столовой нет,

закричала: – Серафима Пантелеймоновна, мы сели.

Бабка в ту же секунду выросла возле стола.

– Че орешь как недорезанная, – возмутилась она. – Или у тебя парашют не

раскрылся, иль глухая я, по-твоему?

От неожиданности Катерина подпрыгнула. Бабка с шумом отодвинула стул и

встала во главе стола, возвышаясь, как столб. Свысока она оглядела свою семью и с