Под звездным дождем - страница 4

вызовом спросила:

– Ну, вылезли из окопов?

Сидящие за столом молчали.

– В окопах не победишь… Так вот, завтра на этом же месте все как один

ровно в восемь. – Она набрала в легкие воздуха и командирским голосом добавила:

– Всем понятно?

– Так точно, – эхом пролетело по комнате.

– Есть, маман, – отрапортовал Николай и стащил с тарелки горячий пирожок.

У бабки лицо пошло пятнами, но говорить она ничего не стала, только

наградила сына тяжелым взглядом.

– Положи, – Катерина быстро стукнула по локтю Николая. – Не видишь, мама

еще не села… а ты хватаешь.

Бабка опустилась на стул и, развернувшись лицом к невестке, иронично

заметила:

– Это он такой, стал безалаберный, потому что с тобой связался, кумушка.

Глянь, жует и не подавится.

Николай машинально опустил пирожок на тарелку и почти обиженно

спросил:

– Мать, ну че опять не так…

– Да все не так, – зацепилась за его слова Серафима, как будто того и ждала. –

В доме кавардак, в огороде тьфу… – Она презрительно прищурилась. – Спят до

обеду. И ты! Когда здесь жил, четко соблюдал субординацию. А теперь что?

– Что? – возмущенно спросил Николай.

– Что?! Чего? – передразнила бабка. – Слава Богу, отец твой этого не слышит,

а то… О, Господи, прости, царствие небесное Витеньке. – Она стала быстро

креститься и причитать со страдальческим выражением лица: – Бедная я, бедная,

никому не нужная, одинокая. Ушел, оставил меня на этих юродивых любоваться.

Меня на амбразуру, сам в кусты.

На глаза Серафимы навернулись слезы.

– Мамуль, ну че ты, – испугался Николай. – Какая ты одинокая, да я за тебя

жизнь отдам…

– Да что мне твоя жизнь, она гроша ломаного не стоит… Ой дожила, дожила,

– снова запричитала та.

Николай поднялся и нежно обнял мать.

– Мама, родная ты моя… Ну что мне сделать, чтобы ты не расстраивалась? –

ласково спросил он. – Хочешь всю картошку перекопаю и забор починю… и

покрашу?

Николай судорожно вспоминал, что еще нужно сделать по дому.

– И кладка осыпалась, – печально подсказала бабка, – а в сарае крыша

прохудилась.

– Подумаешь, беда, все починим. Ты, маманя, даже не думай. Для нас никого

дороже тебя нет. Ты и представить себе не можешь как мы тебя любим, –

рассыпался в признаниях сын.

– Конечно, представишь тут, с моим воображением. Ну да ладно, будет тебе,

– великодушно сказала Серафима и с лицом победителя смерила невестку

взглядом, как бы напоминая: знай, голубушка, кто тут главный.

Катерина потупила взор и прикусила губу. Уже больше двадцати лет она

жила с Николаем и хорошо знала свою свекровь, но до сих пор тяжело

воспринимала ее нападки. Серафима Пантелеймоновна в упор не замечала

Катеринины обиды, а если и замечала, то попросту игнорировала. «Тоже мне

нашлась… неженка, фифа, видал

и мы и таких, – говорила она Николаю. – Невестка, невесть кто». Вот и

сейчас, не обращая ни на что внимания, она церемонно встала и официально

обратилась к домочадцам.

– Дорогие мои родственники, – неестественно громко и слишком

торжественно начала она.

Сонька хихикнула и толкнула под столом ногу Милана. «Началось, – думала

она, счастливо улыбаясь, – летний сезон открыт. Бабуля в прежней форме!» А

Серафима Пантелеймоновна продолжала:

– Я рада, что вы явились ко мне живыми, – почти сердечно проговорила она

и, еще раз оглядев сидящих, добавила: – хоть вы и серые, и полудохлые. Работы на

вас всех найдется… за зиму дел набралось невпроворот. После завтрака каждый

получит наряд и сразу приступит к выполнению. Все понятно?