Под звездным дождем - страница 6

–спрашивала она батюшку в церкви, тот объяснял, успокаивал.

Получалось, Бог дал – Бог взял. Серафима не была согласна ни с потерей, ни с

батюшкой, ни с Богом. Она замкнулась в себе и перестала ходить в церковь. Для

себя она сделала вывод: любить – это слишком больно.

В семье каждый справлялся с горем как мог. Муж Витенька заливал боль

«горькой». Отец Серафимы не смог пережить смерть внука и вскоре сам ушел в

мир иной. Вот тебе и бравый генерал, думала Серафима. Свекровь безжалостно

пилила Серафиму, обвиняя в смерти внука и запоях сына. Но Серафима не

сломалась, согнулась – да, листвы подрастеряла, но не сломалась. Собрав себя в

кулак, она жестко встряхнула мужа и велела жить дальше. Зажили, родили

Николашу, слабенького, болезненного. Без особой тяги к военному делу. Но

ничего, вырастили, и даже до полковника дослужили. Но как только отец

скончался, Николка женился и простился со службой – не хотел для Катьки

гарнизонов. Серафима насупилась, но не лезла. Катерина ей нравилась –

женственная, покладистая. Серафима в ней словно видела саму себя. Себя,

выросшую в других ус

ловиях. Она б, наверное, тоже такая была, тепличная, если бы не жизнь ее

полевая. А так что, Катерина – хорошая жена для Николаши. А ей, матери, чего

больше надо?

Но мечта о сыне-генерале так и ушла в небытие несбывшейся. Сердцем

Серафима понимала, что самой ей генеральство ничуть счастья не добавило, но

разум протестовал. Не так она себе будущее сына представляла! Катерина

оказалась тактичной и умной женщиной, видя крутой нрав свекрови, на рожон не

лезла, уступала. Но и Серафима в дела их семьи нос не совала и смуты не вносила.

Если случалось, что сын ругался с невесткой, брала ее сторону и отчитывала

Николая, как школьника. А когда Катерина не могла забеременеть, н

е позволяла отчаиваться. Сыну и невестке тоном, не терпящим возражения,

говорила:

– Будет, не время еще.

Катерина верила и успокаивалась. И время действительно пришло – с

маленьким «клубочком» весом в 2,5 кг. Дочь Николай хотел назвать Серафимой, в

честь матери, а как же еще? Но бабка не позволила.

– Нечего в честь меня ребенка называть. Ничего выдающегося не сделала, да

и жизнь несладкую живу. Пусть у нее своя судьба будет, лучшая.

Катерина была благодарна свекрови, имя «Серафима» ей не нравилось, да и

не модным оно было. Девочку назвали Соней. Софией Николаевной. По желанию

Катерины.

И хотя со стороны могло показаться, что Серафима Пантелеймоновна

ворчлива и бессердечна, но Сонька и все родные, знали, что нет для бабушки

ничего важнее, чем ее семья, знали, как трепетно и горячо та любила своих. И как

неумело и коряво она выражала свои чувства. Бабка сидела важная во главе стола,

казалось, присматривалась к каждому сидящему, чему-то у

лыбалась, на что-то кряхтела. Это был ее дом, ее семья, ее мир, и она любила

каждую его часть, каждый миг происходящего.

Серафима чему-то снова улыбнулась, вокруг глаз солнечными лучиками

заиграли морщинки—напоминание о некогда весёлом нраве свей хозяйки.

Часы пробили девять. Бабка огласила список работ по дому и саду-огороду и

щедро разрешила выбрать каждому занятие по вкусу.

– Я забор починю, – сообщил Милан, – а как закончу – покрашу.

Бабка одобрительно кивнула.

– А я, как всегда, в огород: поливка, прополка, обрезка, борьба с вредителями,

– затараторила Соня. – Вик, а ты со мной!

Вика не отвечала. Она смотрела на происходящее в недоумении, ее и без того