На дне талантливых умельцев. Там океан сплошной один.
Он так хотел в тот мир попасть, где царит науки власть,
Где б новых знаний накопил. Но из любви и уваженья
Стариков не бросил сын.
Калан
– Видать парнишка ощутил колючий совести укор.
Мелиса
– Но дав отказ на приглашенье, Лей сожалеет до сих пор.
Калан
– Но-о… как же судно он поднял, когда б тонул корабль мой?
Мелиса
– К счастью случай помогал. Благо шкуру зверь морской
Нам оставил, обречённый. Ну, а клей тот – гордость принца.
Не сказала, он учёный. Он такой здесь единица,
Братец младшенький твой, Лей.
Калан
– Так он не твой, а мой родной? Не-ет, с ума сойдёшь с тобой!
Так веди к нему скорей!
Мелиса
– Тебе на дно же не спуститься… И в этом скорбная причина
С семьёй навеки разлучиться. Без жабр родился ты на свет.
Изгрызла всех тогда кручина. И так решил Большой совет,
Что наследника царя должна взрастить теперь земля.
Калан
– Подкинув свёрточек барону? А если б он не захотел
Иметь с дитём проблемных дел? Ну, равнодушен был бы к стону?
Погиб мальчонка бы тогда!
Мелиса
– Да, это, просто клевета! На тверди наших очень много
По причине той же самой. А ну-ка вспомни кузнеца.
Приказали Виру строго в жизни целью сделать главной,
Опекать всегда мальца. Это ж он поднёс к порогу,
Ждал привратника, скрываясь, сердцем чувствуя тревогу.
Так следить и продолжал, не заметным быть стараясь
Рядом с деткой кучу лет. Ведь как принц озорничал,
Ждал отчёт Большой совет. От него же мы узнали
Ждут какие тебя дали. А сейчас? Пора мне в море.
Сушь для нас – причина мук. Но увидимся мы вскоре,
Как излечится недуг.
Калан заметил как она, закрыв глаза, вдруг зашаталась,
Став ликом мертвенно бледна. Он тут же девушку поднял,
Когда бы ей упасть осталось. Но как в руках обмякло тело,
Страшась за жизнь, он побежал, прижав посла к себе не смело.
Тут понял он, как не легки от жемчугов её шаги.
А вся команда, выполнив работу, наслаждаясь свежим ветерком,
Калана видела заботу, как деву бросил за бортом.
И как утопла та немая. Он же, руки отрясая,
Идя мимо подмигнул, возмущённый слыша гул.
Калан растроган был до слёз. Разбередила душу новость.
Выходит, он семьёй не брошен, раз знали все как детка рос.
Теперь он понял их «суровость». Ведь иначе не возможен
Для детёнышей больных был бы путь по жизни дивной.
Он так хотел увидеть их: мать, братишку да отца.
Раз нитью связаны незримой родные, кровные сердца.
И вспомнил он улыбку Вира.
Калан
– Старина всегда был рядом. Прогонялся им задира.
Провожал тревожным взглядом лошадь, мчавшую нежданно.
Даже плакал, если рана болью мучила дитя.
И всякий раз он, как отец, от кар заслуженных спасал,
Скрывая в кузнице меня, когда б нашкодил сорванец.
А я бестолочь дерзил и, должно быть, обижал.
Где же ты, старик седой? Как же я тебя забыл?
Друг мой верный, дорогой. Найду! И за любовь отвечу.
Твою я старость обеспечу.
Так думал он, когда без стука к нему ворвался злой Тобол.
Тобол
– В тебе, Калан, я видел друга! Но поступком безобразным
Вбил ты в дружбу нашу кол! Преступник ты, отныне враг!
Ты стал для общества опасным…
Но вдруг он слышит: «Так, так, так.» На голосок он обернулся,
В словах от ужаса запнулся. Хоть вид и был её живым,
Стоял утопленник пред ним.
Мелиса
– Как смеешь лживым языком порочить первенца царя!?
Не пожалел бы ты о том! Ведь не подкупный я судья!
Моли скорей пощады, чернь! Глаза змеи поднять не смея!
Спеши! Пока лишь смерти тень покрыла голову злодея!
