– Оставьте нас в покое, – повторила я, и на этот раз мой голос звучал не как крик ярости, а как холодный ветер, пронизывающий до костей, несущий угрозу, которую невозможно увидеть, но можно лишь почувствовать.
Его лицо, прежде румяное от самодовольства, мгновенно побледнело, словно вся кровь отхлынула от него. Он всё ещё стоял, застыв, его глаза метались, ища объяснения, но, кажется, не находили ничего.
– Верни отцу мешок с монетами и извинись, – чётко произнесла я следующую команду, и слова эти были не просьбой, а приказом, исходящим откуда-то изнутри, из самой сути этой новой силы.
Поборник беспрекословно повиновался. Его движения были механическими, лишёнными воли. Он развернулся (или его развернуло?), подошёл к отцу, протянул ему мешок с монетами.
– Извини, – прошептал он, его голос был тонким и жалким, совсем не похожим на его прежний рык.
Другие поборники, стоявшие чуть поодаль, не понимая, что происходит с их старшим, отступили назад. Они чувствовали некую невидимую, необъяснимую угрозу, исходящую… от меня? От этой хрупкой деревенской девчонки? В их глазах тоже читался страх и замешательство.
– А вы что встали?! – рявкнула я, обращаясь к ним, и сила в моём голосе, казалось, подтолкнула их. – Сегодня вы останетесь ни с чем! Верните всё, что успели забрать в других домах, и убирайтесь из Солнечной долины! Не смейте больше сюда возвращаться!
Словно подчиняясь единой, невидимой воле, все поборники развернулись и, спотыкаясь в спешке, выбежали из дома, даже не пытаясь сопротивляться или спрашивать. Их топот быстро затих вдали. Всё это происходило будто не со мной, будто я смотрела на эту сцену со стороны, видя, как моё тело двигается, а из моих уст слетают слова, несущие такую мощь.
Я осталась стоять на месте, моё тело дрожало от пережитого напряжения и выброса энергии. Я не понимала, что произошло. Откуда у меня взялась такая сила? Было ли это проклятие или дар? Но всё же… видеть, как эти грубые, наглые мужланы, которые ещё минуту назад угрожали моей семье, подчиняются мне, хрупкой девушке, беспрекословно выполняют мои приказы – это было неимоверно, пьяняще приятно. Мгновенное чувство триумфа наполнило меня.
Я обернулась к родителям, окрылённая этой новой, удивительной силой, готовая, возможно, увидеть гордость в их глазах. Но улыбка моментально исчезла с моего лица, застыв на губах. На меня были направлены взгляды моих родителей, и они были наполнены не гордостью или радостью, а… ужасом. Чистым, неподдельным ужасом. Они боялись. Боялись меня. И это было страшнее любого поборника, страшнее любого дроу из древних сказок.
Следующие несколько дней в нашем доме царила гнетущая, тягучая тишина, казавшаяся тяжелее горного воздуха. Родители избегали моего взгляда, их лица были полны страха и беспокойства, словно я была не их дочерью, а чудовищем, поселившимся под их крышей. Я чувствовала себя изгоем в собственном доме, будто на меня пало какое-то древнее проклятие, отделившее меня от всего мира, от тех, кого я любила больше всего на свете.
По деревне уже ползли слухи, как ядовитые змеи, обвивая каждый дом, каждое ухо. Шептались о том, как поборники из Аметистового Ключа, известные своей грубостью, наглостью и непоколебимостью, убежали от меня, от простой деревенской девушки, не взяв ни копейки. Люди шептались за моей спиной, когда я случайно проходила мимо, оглядываясь с недоверием и страхом, словно я была переносчиком заразной болезни или предвестником несчастья. У меня появилось новое прозвище – «та, что прогнала поборников».
