– Да, это так. Но вот смотрю я сквозь стекло и думаю – такую бы красоту внукам показать, – негромко произнёс археолог. – Только вот внуков у меня нет и никогда не будет.
– Иногда приходится выбирать, как оставить о себе память в веках, – задумчиво заметила я. – О нас может напоминать рождённый нами человек. А могут – наши прошлые поступки. Воспоминания людей о нас, наконец…
– Вы имеете в виду, Лиза, как часто о вас вспоминают вообще, как часто при этом – с хорошей стороны, и в вашу ли пользу это соотношение?
– Вы человек учёный, вам положено формулы выводить и соотношения высчитывать, – сказала я, провожая взглядом растворявшиеся внизу редкие огни Джангалы. – И у вас это блестяще получается, я успела про вас почитать. Но я немного не о том. Вы выбрали карьеру учёного и посвятили ей жизнь, оставив память в веках. Это ничуть не хуже продолжения рода.
Он снисходительно усмехнулся.
– А вот здесь, позвольте заметить, мне выбора не предоставили. – Помолчав, он продолжил: – У меня была огромная семья. Четверо детей, трое внуков… Дочки и сыновья, ребятишки и моя супруга отправились в круизный тур вдоль засушливого африканского побережья. Помню, как она уговаривала меня, жаловалась, что ребятам будет скучно без дедушки. Да и я сам давно хотел куда-нибудь вырваться, только вот всё времени не было, работы было невпроворот… Они должны были приземлиться в Лиссабоне и сесть там на круизное судно, но при заходе на посадку лайнер разбился. Что-то с двигателями… Почти пятьсот человек, и моя семья среди них…
– Простите. – Мне стало неловко несмотря на то, что он сам начал этот разговор. – Без сомнений, тяжело об этом вспоминать…
– Я тогда на Марсе на ферме под куполом копался… – Мэттлок глядел куда-то в пустоту. – Мне на плечо легла тяжёлая рука, и бригадир сказал: «Вашей семьи больше нет». Вот, знаете ли, в тот момент я бросил лопату, а потом и из колонии уволился. Больше не смог закапывать, да и начал откапывать – в археологи пошёл. Всё ищу в земле что-то. Может быть, их и ищу… Не знаю, но с тех пор и нахожу покой только на работе, в постоянном поиске. На работе, которая спасла мне жизнь.
– Почему вы рассказываете мне это?
– Потому что я знаю вашу историю, мисс Волкова. История за историю – на мой взгляд, это честный обмен.
В глаза попали росинки, что-то внутри меня непроизвольно сжалось в комок. Я вспомнила папу, маму, брата и то, как моё подсознание постоянно выталкивает из поля своего зрения эти воспоминания. Куда-то за черту "до-после".
– Потерять одним махом всё, кроме собственной жизни – это чертовски нелегко, – сдавленно пробормотала я и оторвала взгляд от стекла. – Эта самая жизнь, которая осталась, повисает в воздухе без опоры…
… Мои соседки по комнате оказались моими ровесницами. Они были нормальными девочками, и мы, если и не подружились, то очень хорошо ладили. Бойкая саркастичная Вера и тихая молчаливая Аня отлично дополняли друг друга, а меня они приняли в свою компанию с пониманием. Мы вместе работали на швейной мануфактуре, поэтому в нелёгком деле привыкания к постоянному присутствию среди людей они были мне мощным подспорьем. Мы часами могли обсуждать, какую причудливую причёску сплести завтра, кто переломал цветные карандаши Айрин – а карандаши тут ценились на вес золота, – и до каких пор Дженни будет позволять Дафне отбирать у себя половину обеда. Любимый цвет, воздыхающий мальчишка, мультфильм, который транслировали в главном корпусе накануне перед отбоем – с Верой и Аней я могла поговорить о чём угодно…
