Отошла я от сарая и встала за яблоню в саду: Вера минут через десять показалась: идет с фонарём по тропинке, и все назад оглядывается: неуверенна: надежно ли ее сокровища спрятаны. Что за жизнь у богатых: сплошная тревога!
Ушла Вера, я в сарай скорей шмыг: зажгла свечку: за мешками с рухлядью пошарила и вытащила шкатулку: тяжеленькая, посмотреть бы что там, да времени нет: вдруг Верка вернется: спокойной ночи своим денежкам пожелать. В общем, перепрятала я шкатулку здесь же в сарае и дёру. Ох, завтра утром повеселюсь, так повеселюсь!
Дома я сразу спать легла, но долго не могла заснуть, бабки, гордость меня распирала: эх, дед мой помер: он бы за меня порадовался – как я следствие провела.
Дед-то меня любил, несколько лет за мной ухаживал, прежде чем мы поженились.
А было это вот так: сделал он мне предложение, а я ему в ответ толстую книгу дала – про что сама не знаю – не читала.
– Прочти, – говорю.
На другой день он приходит:
– Ну что, выйдешь за меня замуж?
– Книгу прочёл?
– Да.
– Врёшь.
– Ну, почти прочел.
– Дочитай до конца.
– Ты что издеваешься надо мной, я сроду таких толстых книг в руках не держал.
– А эту прочти.
– Вот упёрлась, ладно прочту.
На другой день прибегает: весь сияет. Я в книге-то ближе к концу написала карандашиком: «Я согласна».
Утром проснулась я, позавтракала и на улицу, а там красотища: ночью пурга была: карнизы обмахнула, чехлы на деревья новые одела. Хорошо! Снега на ветвях столько, что и не знаешь: как он держится, кажется, закон земного притяженья ему не писан.
Я прутик нашла и начертала на снегу: «Дура». Буковки ровные, наклон соблюдён. Красиво получается! Да какая же я дура!? Бабу Веру вокруг пальца обвела. Ха-ха!
Иду. Посёлок пробудился. Мать-царица, у нас голуби летают, да голубицы. Мне хоть дворец предложи, хоть ларец – никуда с посёлка не поеду. Воздух у нас здесь какой! А на солнцепёк выйдешь – так волны по телу и прокатываются, словно стоишь голенькая, а сверху тебя из ковшика тёплой водичкой поливают.
Иду, вдруг вижу: Вера бежит. Платок набок съехал, губы сжаты, а ноздри как у рысака раздуваются.
– Куда торопишься, подруга? – спрашиваю.
– Убивать иду, – Вера зубами скрипит.
– Кого? – делаю я вид, что не понимаю.
– Пашку Сазонова.
– Чем же он провинился? – строю из себя дурочку.
– Богатства мои украл.
– У него алиби.
– В другом месте уже украл.
– Почему он?
– Потому что на месте преступления мышь осталась. Только он с мышами возится.
– Какая мышь: черная, белая?
– Дохлая.
– Во, дела!
– Всё: пошла убивать.
– Подожди, – говорю, – знаю я, где твои сокровища. Только ты сначала правду скажи, ведь никто тебя в первый раз не обворовывал? Сама всё в сарай отнесла.
– Как ты догадалась?
– Колечко нашла, – я кольцо достала, – держи.
– Вот любопытная Варвара, во всё нос суёшь.
– Для чего ты это устроила?
– Чтоб настоящие воры думали, что у меня уже всё украли. Ну, говори, где сокровища?
– В сарае, в другом углу за бочкой. Я перепрятала.
– Вот ворюга. Я тебе ещё это припомню!
– Сама обманщица.
– Подальше положишь, поближе возьмешь! – Вера в ответ.
Побежала в сарай, а я иду и думаю: откуда на месте клада дохлая мышь взялась? Не иначе от смеха померла, видя, как я над Веркой подшутила.
