Сегодня, когда эти нормативные роли и институты разрушаются, а также когда благодаря улучшению санитарных условий, диете и медицинскому вмешательству нам удается продлить жизнь, которую мы часто воспринимаем как должное, неизбежно возникают другие, более масштабные вопросы. В новом столетии мы имеем вдвое большую продолжительность взрослой жизни, чем было дано нашим предшественникам. Таким образом, мы сталкиваемся с беспрецедентной возможностью и ответственностью жить более осознанно. Мы можем задать вопрос: "Кто я, если не считать ролей, которые я играл – некоторые из них были хорошими, продуктивными и соответствовали моим внутренним ценностям, а некоторые нет?". Или мы можем задаться вопросом: "Раз уж я оправдал ожидания своей культуры, воспроизвел свой вид, стал социально продуктивным гражданином и налогоплательщиком, что теперь?" Короче говоря, для чего нужна вторая половина жизни – время между тридцатью пятью и почти девяноста годами, – если не для того, чтобы повторить сценарий и ожидания первой половины жизни?
Чтобы эти вопросы стали для нас осознанными, должны произойти две вещи. Во-первых, мы должны прожить какое-то время, достаточно долгое, чтобы развить достаточную силу эго, чтобы быть в состоянии сделать шаг назад, изучить свою историю и быть готовыми справиться с любыми разочарованиями или несбывшимися ожиданиями. Чем моложе мы и чем менее сформировано наше чувство осознанного "я", тем более пугающими и дестабилизирующими кажутся подобные вопросы. Молодой человек не может позволить себе такие вопросы, которые грозят разрушить хрупкую структуру эго. Но к середине жизни человек, возможно, становится достаточно сильным или отчаянным, чтобы задавать эти вопросы осознанно – возможно, впервые. Во-вторых, мы должны прожить достаточно долго, чтобы понять, что в нашей жизни сложились шаблоны – шаблоны в отношениях, шаблоны на работе и, очень часто, шаблоны саморазрушения, которые подрывают наши лучшие интересы. Мы вынуждены признать, что единственный человек, который неизменно присутствует в каждой сцене той затянувшейся драмы, которую мы называем своей жизнью, – это мы сами. Поэтому вполне логично, что мы несем определенную ответственность за то, как разворачивается эта пьеса или мыльная опера. Мы, безусловно, являемся главными героями этой драмы, но возможно ли, что мы также являемся ее автором, и если не мы, то кто или что?
Том Стоппард написал замечательную пьесу об этом вопросе авторства жизни под названием "Розенкранц и Гильденстерн мертвы". Название пьесы происходит от строки из "Гамлета". Мы все знаем историю Гамлета, в которой Розенкранц и Гильденстерн – второстепенные персонажи, которые на короткое время выходят на сцену, а затем погибают. Но что, если мы – Розенкранц или Гильденстерн, а не Гамлет? Его история – материал высокой трагедии, но что, если наша – материал банальности и безвестности? В пьесе Стоппарда два героя-прилипалы бродят в тумане, как и мы, и пытаются, как и мы, понять, что происходит. Время от времени их путь пересекает некий Гамлет, но это какой-то другой человек в какой-то другой пьесе. В чем смысл их жизни, так и не ясно, пока они не становятся жертвами сил, приведенных в движение неизвестными им агентами и ведущих к нежелательным для них целям. Если мы неловко сдвигаемся в своих креслах, то это потому, что пьеса чувствует себя очень неловко рядом с домом. Какую роль мы играем в наших собственных драмах? Кто мы – главные герои или второстепенные персонажи в чужом сценарии? И если да, то по чьему сценарию, и что это за история?
