Одной музыкальной немочке, которая бойко играет на фортепиано и виолончели, я целый вечер читала свои стихи. Удивительно, что она точно угадала, о чем идет речь и подробно рассказала мне, ни слова не зная по-русски. Включая интуицию, я изучала немецкий. Теория впитывания и проникновения в структуру языка. «Я дышу – и значит, я живу!»
– А вы сколько времени уже здесь?
– Полтора года.
– Много. Водку еще не пьете?
– В каком смысле? – Я пожимаю плечами.
– Ну как, тут без водки тяжко жить. Без водки никуда. Как же без водки…
Седоволосый дядечка стоит в коридоре церкви перед исповедальней и ждет своей очереди.
– Я надолго, – говорит он всем и снова погружается в крохотный зеленый словарик.
Батюшка исповедует по средам и субботам. Внимательно выслушивает каждого прихожанина, из которых далеко не каждый владеет немецким языком. А это ведь очень страшно, когда вокруг тебя все говорят, а ты молчишь и ничего не понимаешь Состояние отверженности. Как в безвоздушном пространстве. И, конечно, хочется дышать и знать язык как родной!
– Я вам признаюсь, – я здесь работаю. Только эта информация не для всех.
Немолодая, но интересная дама в элегантных шортах и спортивной маечке сидит за столиком около туалета. На столике на белой салфетке стоит букет цветов. Лежит газета «Московский комсомолец», бутерброд с сервелатом и чашечка кофе.
– У меня везде чисто – и в мужском, и в женском. Грюз Гот, это мой знакомый пошел, я уже тут многих знаю.
Место в туалете найти трудно. Туалет принадлежит ресторану, а ресторан расположен на последнем этаже модного магазина одежды. Так что эта информация действительно не для всех.
– А я бы не смогла жить в России, ведь там так холодно. А как же маленькие, совсем крошечные детки, когда на улице идет снег. Моя подруга Уте, кутаясь в теплую шаль, поглубже с ногами забирается в кресло. Она привыкла к теплу. О России она знает только из телевизора.
Вюрцбург, 1999 год
