– Лука вставай! Яшка! Подыми Луку, развалился как мертвяк. Уходить надобно, – чернобородый повернулся к Ивану, – енто чё за штука, откель громы и молоньи вылетают?
– Это автомат мужики, очень серьёзное оружие и вам лучше убраться отсюда подобру-поздорову.
– И чё, ента штуковина может убить быстрее, чем стрела?
– Пока твой стрелок приладит стрелу на тетиву, да прицелится, этой штуковиной можно положить десяток таких, как вы.
– Давай меняться, я те коня, а ты мне енту штуку.
– Нет, дядя, коней ты нам и так дашь, пусть твои стрелки отдадут нам свои луки со стрелами и коней, а мы вас отпустим живыми.
– А, ежли мы не отдадим коней?
– Ну, это ты зря, как твоя рука себя чувствует? Кровь до сих пор бежит?
– Бежит, – чернобородый покосился на железку в руках Василия.
– Да ладно! Зато ты жив…, пока. Вели своим разбойничкам отдать нам коней и оружие.
– Мотька, Лис! Отдайте коней. Лука! Вставай, хватит валяться, Яшка помоги ему взобраться на конь и сам с ним садись.
Яшка потянул Луку за руку, помогая ему встать, тот поднявшись, помотал головой, посмотрел мутным взглядом на Ивана.
– Мы ишшо встренимся, я тя запомнил.
– Лука, взбирайся на конь, Мотька, а вы с Лисом бегите пешком в стан, – чернобородый развернулся и скрылся за деревьями.
Иван принял коней у Мотьки с Лисом, забрал луки со стрелами и махнул им рукой, мол, свободны. Те бегом кинулись в лес. Иван с Василием проводили их взглядом, потом Василий вернул Ивану автомат и хохотнул.
– Вань, у нас с тобой как в анекдоте получается: «Изя, как мы с тобой домой поедем? – Софочка, а как ты хочешь? – А как правильно сказать: «порш» или «поршэ»? – Дорогая, таки правильно сказать: «троллЭйбус». – Вань, а ты умеешь ездить на лошади? Лично я не умею.
– И я не умею.
– А зачем ты у них тогда забрал коней?
– Да я уже ноги по колени стёр, бегая тут по лесам.
– Значит, будем осваивать. У них, где тормоз, Вань?
– В зубах.
– Тогда поехали? Есть всё равно нечего.
– Поехали, – Иван, тяжело вздохнув, пристроил колчан со стрелами в рюкзак, накинул его на плечи, закинул на плечо автомат, лук надел через голову поверх рюкзака, подошёл к коню и стал вставлять ногу в стремя. Василий стоял подбоченясь и наблюдал за Иваном, сорвав травинку, взял её в зубы и гонял её из одного угла рта в другой.
– Вань, у тебя сигареты есть? Дай закурить.
– Некогда, поехали.
Неохотно разомкнувшись, зеленые ветви елей выпустили путников, и друзья покинули полянку, которая приютила их на ночь, и отправились дальше в поисках людей. У тех четверых, которые поделились с ними лошадьми, они забыли спросить, где находятся и далеко ли до населённого пункта.
– Вань, я думаю, если эти разбойники здесь по лесу шастают, значит где-то недалеко должны быть люди.
– Должны быть…, – еле удерживаясь в седле, ободряюще улыбнулся он.
– Только пока мы до них доберёмся, ночь наступит.
Отдыхать было еще рановато, а ехать уже не было никаких сил, сёдлами стёрли все ноги, да и лошади вели себя беспокойно, наверное, чувствовали чужаков. У Ивана было предчувствие радикальных изменений в жизни, теперь возвращение домой ему казалось сомнительным и сердце его начинало ныть, когда он вспоминал родителей.
– Вань, а если мы только к ночи доберёмся до людей, где мы кого будем искать ночью, да и пристрелить могут, не спросив как звать.
Нехорошо добрых людей в позднее время тревожить, да их ещё найти надо. Лучше переночуем здесь где-нибудь, а на заре отправимся дальше. У меня уже зад стал деревянным от этого седла и ноги стёрты. Гадство, болит всё.
