Честное слово, колено дёрнулось само. Конюх взвыл и упал на землю, зажимая самое ценное. Я же полетела в пекарню, находу надевая повязку. За два года левый глаз покрылся пеленой и стал хуже видеть, в следующем поселении надо будет решить эту проблему. В Устихане больше оставаться было нельзя. А я ещё накануне вечером показала Галгозу, как делать сахарных петушков на палочке. Эх, премьера пройдёт без меня.
Я быстро собрала вещи, скидала блокноты с ведьмовскими записями, которые начала вести, чтобы не забыть информацию об Ордене Бессмертных. Внутренняя уверенность топила за то, что эти знания здорово помогут мне. Денег за два с лишним года скопилось немало. Новая жизнь обещала спокойствие и комфорт. Инквизитор же в широкой чёрной шляпе и суровым лицом, заставшим меня на пороге пекарни, обещал тюремное заключение с последующим фаер-шоу с моим непосредственным участием.
Холодная камера с кучкой сырой соломы в углу, ведро с тухлой водой и решётка из металлических прутов встретили меня с распростёртыми объятьями. Одежду и обувь забрали, оставили только нательную сорочку до колен. Грустно и обидно, если честно. Я к ним со всей душой, а они меня на костёр.
Инквизитор тоже кстати оказался озабоченным извращенцем с садистскими наклонностями. Он приковал меня к столу лицом вниз и хлестал по ягодицам, бёдрам и спине широким ремнём, заставляя покаяться в грехах.
– Проси прощения за красоту, что дал тебе Дьявол для соблазнения мужчин! Проси прощение за ум, что дал тебе Дьявол для обмана мужчин!
Боль туманила разум, но даже тогда я так и не поняла, где в этой всей басне строчка про вред женщинам.
Пытки продолжались неделю. Разговорчивый инквизитор успел облить мои ноги кипятком, заставил висеть в кандалах всю ночь, избивал. А я злилась всё сильнее, мысленно уже больше сотни раз четвертовала и инквизитора, и всех мужиков Устихана. Будь я настоящей ведьмой, прокляла бы всех. Надо было соглашаться на посвящение в Ордене и разнести потом этот городишко по кирпичикам.
Настал день казни. Меня вырядили в более-менее приличную сорочку и на главной площади привязали к столбу. Так мы и добрались до философских размышлений о несправедливости жизни и бренности бытия.
Инквизитор схватился за факел, вдохновлённо рассказывая, как на протяжении семи дней очищал моё тело от скверны, чтобы ведьма во мне сгорела в очищающем огне. Люди, что несколько дней назад с улыбочками обращались ко мне, надеясь выбить скидку в пекарне, сейчас же воротили носы и оскорбляли.
– Я вам ещё покажу, – шептала я про себя, злорадно улыбаясь потрескавшимися губами, – с того света приду и натравлю на ваш городишко настоящих ведьм.
Мой палач занёс факел над головой, а затем под одобрительный рёв толпы бросил на сухие ветки. Костёр разгорался медленно, но неумолимо. Жар и ужас от скорой мучительной смерти лихорадил сознание. Я кричала, умоляла о спасении, рвалась из пут, раздирая тонкую кожу на запястьях. Когда терпеть больше не было мочи, и помощи ждать было неоткуда, из груди вырвался наш великий русский трёхэтажный мат. Решила, так сказать, облегчить душу перед кончиной. Ох, как же хорошо видеть побелевшие лица этих снобов в языках пламени. Они, наверное, приняли мои слова за ведьминское проклятье. Огонь лизал пальцы на ногах, а я в истерике хохотала над горожанами.
В какой-то момент со всех сторон по площади начали раздаваться удивлённые вздохи. Я прервала поток эмоций и осмотрелась. Оказалось, что языки пламени танцуют вокруг меня, но близко не подходят, чтобы не навредить.
