После завтрака - страница 26

И только в море, рассекая руками его синеву, я чувствую, что попала в подлинную реальность, в самое ее средоточие. Так было в детстве, так есть сейчас. Может быть, поэтому в то прохладное апрельское утро, сидя рядом с Бураком на носу приближающейся к берегу яхты, я почувствовала, что этот входящий в мою жизнь мужчина тоже пообещает мне цельность и завершенность, хотя на самом деле, как и все, только лишь похитит часть меня, и неожиданно крикнула:

– Эй, Бурак! А ну-ка, сплаваем! Готов? Прыгай!

Под удивленным взглядом Бурака я сняла с себя свитер и спортивный костюм и убежала на корму. Девчонки восторженно завопили. Онур нахмурился. Вернулась я уже в бикини. Бурак смущенно стягивал с себя футболку. Он был похож на худосочного, хилого подростка: узкая грудная клетка, длинные ноги… Ни за что не буду спать с этим пареньком! Я на ходу спрыгнула с борта. Ух, как холодно! До костей пробрало. Я завопила и начала изо всех сил грести. Яхта, оставляя за собой пенистый след, отошла в сторону. Девчонки кричали что-то ободрительное.

– Прыгай, Бурак! Сначала холодно, но потом привыкнешь!

Бедный Бурак, дрожа от озноба, прыгнул в воду – потому лишь, что хотел произвести на меня впечатление. Девчонки захлопали в ладоши:

– Браво, Бурак!

Плавал он лучше, чем я думала. С неожиданной силой и уверенностью загребая своими худыми бледными руками, он вскоре догнал меня, и мы остановились. Бухта, зажатая между крутыми скалами, напоминала бассейн, а бирюзовая вода была так прозрачна, что видно было камни глубоко на дне. Между наших бледных ног, висящих в воде словно бы отдельно от нас, маневрировали стайки серо-голубых рыбок, мгновенно меняя направление. Я посмотрела на Бурака. Не приходилось сомневаться, что детство он провел в тесном общении с морем. Для него, как и для меня, оно было родным домом. Морская синева отражалась в его глазах, и они блестели, словно сдобренные маслом оливки. Без очков его можно было бы даже назвать красивым. Если немножко загорит на солнце да окрепнет на свежем воздухе, может быть, я и буду с ним спать.

Мы вместе поплыли к пляжу.

Когда зазвонил телефон, возвестивший о рождении Селин Сюхейлы, мы с Нур спали в кровати Фикрета и Фрейи. Нур, не открывая глаз, протянула руку к беспроводному телефону, лежавшему на тумбочке. Я молча выбрался из-под груды одеял и сел. Нур так толком и не проснулась и с трудом удерживала телефон у уха – в любой момент он мог упасть на подушку. Я с тревогой пытался расслышать доносившийся из трубки голос.

Мне очень не нравится, когда меня будят телефонные звонки. С тех самых пор, как не стало отца.

Это был год, когда бульдозеры уничтожили наш сад. Лето после первого класса школы. Я проснулся от телефонного звонка. Мамы рядом не было. Из-за занавески пробивался зловещий лиловый свет. Где папа? Папы нет. Как это порой бывало, остался на ночь в Эрдеке[23]. Опять собрались с сослуживцами дома у дяди. «Опоздал на последнюю маршрутку, Небахат, переночую у брата».

В то время мне часто снились кошмары – как правило, именно в те ночи, когда отец ночевал в Эрдеке. Я просыпался в слезах, звал маму, требовал, чтобы она сидела со мной, пока не усну – но под впечатлением от кошмара уснуть никак не мог. Чтобы поспать самой, маме, когда отца не было дома, приходилось пускать меня в свою кровать.

В ту ночь мне снилось, что у нас все еще есть сад. Его не отобрали. Увидев это, я очень обрадовался. Оказывается, это все был дурной сон. Потом цвет у сна поменялся; в сад, как когда-то произошло наяву, с ревом въехал бульдозер и принялся своей огромной лапой выкорчевывать нашу вишню, разбрасывая по сторонам щепки и комья земли, словно плевки. Ветви падают на развороченную почву и рассыпают по ней ярко-красные ягоды. Мама стоит на пороге, держа в руках смятое кухонное полотенце в цветочек.