Последний человек в Европе - страница 10
И опять непонимающие взгляды.
Он встал, чтобы снова угостить их пивом, но его остановили.
– Да мы и сами можем, Эрик, – сказал Грей.
– Позвольте мне. Издатель предоставил деньги на расходы. Пиво – расход не хуже другого.
– Нет, это не по-нашему, – сказал один шахтер, хлопнул его по плечу и двинулся к бару. «Хотя бы пиво дешевое», – подумал Оруэлл, но тут вдруг подумал, что мало кто из голодающих писателей проявил бы такое отношение к другим. Разговор вернулся к футбольному тотализатору.
В тот вечер он сидел за обеденным столом Альберта Грея. Дом Грея был муниципальный, но один из самых больших и опрятных за всю поездку Оруэлла на север – здесь даже довелось понежиться на фланелевых простынях. Сейчас он печатал письмо – очередное в нескончаемой переписке с Голланцом о романе «Да здравствует фикус!», который бесхребетные юристы понемногу выхолащивали не хуже любой государственной службы пропаганды.
Рядом стояла Ирен, десятилетняя дочь Грея, завороженная пишущей машинкой. Он дописал и вставил чистый лист. Поставил машинку перед ней, поиграть.
– Ну-ка, Ирен, напиши что-нибудь о своей собаке. И не забывай о пробеле – вот он.
Она начала медленно тыкать в клавиши: «мою собаку зовут джимми он много лаит и спит у миня под кроватью мы все его любим…»
Миссис Грей, которая шила у камина, посмотрела на них и улыбнулась. Ее муж в кресле-качалке, сидевший в рубашке без воротника, погрузившись в безвкусную сенсационную статью об убийстве, о котором тогда только и писали в местной газете, поднял глаза.
– Так, Ирен, не мешай мистеру Блэру, у него важная работа. Давай, пойди поиграй.
Оруэлл погладил ее по голове, и она ушла на половик перед камином, к сестре, которая, как и она, сосала мятный леденец – их вечернее лакомство. Девочки хихикали, устроив для песика его любимое развлечение – одновременно чесали живот и за ушами. Оруэлл вспомнил, что в их возрасте едва ли знал своего отца. Попытался представить себе, чтобы Грей или его жена позволили безумным садистам вроде учителей из школы Святого Киприана выбивать из детей строптивость. Намного ли лучше было его собственное детство? Он вставил в машинку новую страницу и начал печатать.
Но вот ведь интересно – не
Он два раза нажал «назад» и подчеркнул последнее слово.
Но вот ведь интересно – не триумфы современной техники, не радио, кинематограф, не пять тысяч новых романов ежегодно, не гигантские толпы на ипподроме «Аскот» или матчах в Итоне и Харроу, а именно сценки в простых скромных жилищах (особенно те, что случалось видеть еще до войны, когда Англия благоденствовала) побуждают меня считать наше время, в общем, довольно сносным для житья.
На следующее утро пришло время уезжать. Грей, болевший бронхитом, – хотя все, разумеется, подозревали что-то похуже, – не смог выйти на смену, поэтому попрощался лично.
– Всяческого успеха с книжкой, Эрик, – сказала миссис Грей у ворот. – Ждем ее с нетерпением. И спасибо, что помог мне помыть посуду.
– Хотел бы помочь чем-то еще. Ваш дом – самый гостеприимный во всей Англии.
Грей, стоявший на пороге и тихо кашлявший в кулак, подошел и протянул руку, аккуратно вытерев ее платком.
– Мы рассчитываем, что ты поможешь все исправить, товарищ.
Взяв его руку, Оруэлл ответил просто:
– Товарищ.
Впервые он произнес это слово без стыда и смущения. Для такого, как он, – итонца, несмотря на всю нищету, – звать другого человека товарищем лицемерно, а то и нелепо. Но это только если ты не социалист.