Последний человек в Европе - страница 7

Визг Мосли продолжался. Пока он неистовствовал, чернорубашечник с крысиной рожей и его приятели стащили Дегнана в проход и вытолкали в конец зала, где он споткнулся и повалился на пол, и тогда на его лицо и промежность обрушились тяжелые сапоги. Изо рта в темную лужу крови выпали сломанные вставные зубы. Ферт, сидевший в нескольких рядах впереди, пытался прорваться к нему на помощь, но наткнулся на стену чернорубашечников. Тогда он бросился в другую сторону, чтобы влезть на сцену, думая, что так быстрее доберется до другого прохода, но там его опрокинули и стали хлестать резиновыми шлангами.

– Типичный пример тактики красных! – показал Мосли на зрелище, уже освещенное прожектором. – Мы не хотим драться, дамы и господа, но если нас встречают насилием, то мы покажем насилие в ответ.

– Мосли, Мосли, Мосли… – ритмичное скандирование достигло крещендо.

Уиган, март 1936 года. Зрелище перед ним словно вышло из научной фантастики. Шла пересменка, и из-под земли, словно морлоки[14], лезли тысячи низких чернолицых людей в грязных спецовках. Скоро он и Альберт Грей – маленький и лысеющий, но могучий человек сорока пяти лет, которого богатый редактор-социалист «Адельфи», сэр Ричард Риз[15], предложил Оруэллу в провожатые, – казались рифами в набегающих волнах шахтеров, запрокидывающих бутылки и сплевывающих черную смесь чая и угольной пыли на сланец и слякоть под ногами. Здесь не было устроено душа – эти люди отправятся домой, чтобы их отскабливали жены.

Когда утренняя смена рассосалась, Оруэлл подошел к клети в окружении опытных шахтеров с синими носами и скверными зубами. Они набились, как сардины в банке; при росте в метр девяносто ему пришлось снять деревянный шлем и сутулиться – и все равно он упирался макушкой в потолок. Затем пол под ногами ухнул вниз, сотрясая его начинку, и они нырнули в бездну. Оруэлл ощутил движение, только когда они замедлились, – причем, что странно и нелогично, движение вверх. Незадолго до остановки он различил в скале за прутьями белые проблески – видимо, окаменевшие кости давно вымерших животных. На такой глубине они должны быть поистине древними – возможно, теми самыми гигантскими рептилиями, что ходили по Англии еще до первого человека.

Клеть встала, дверь отодвинулась – и они вышли словно в гороховый суп. Порыв воздуха принес в его легкие частицы угольной пыли и вызвал щекочущий кашель. Он огляделся, ожидая уже увидеть, как люди колют скалы кирками, но увидел только суету и движение, когда мимо протискивалась другая группа рабочих, чтобы подняться наверх.

Грей, сам шахтер, показал на одно из небольших отверстий, ведущих из галереи.

– Забой там, Эрик. Береги голову.

«Джорджа» он решил оставить для литературного мира. Идти было сложно – под ноги подворачивались булыжники и слякотные лужи, словно на осенней ферме. Через несколько сотен метров нытье в костях от сутулости – куда сильнее, чем у всех вокруг, ниже его на голову, – уже было попеременно то утомительным, то мучительным. Одновременно болели позвоночник, шея и икры, неимоверно хотелось либо распрямиться во весь рост, либо лечь и вытянуться. Кое-где ошеломительный вес полукилометровой скалы выгнул балки, поддерживающие потолок, и ему приходилось сгибаться в три погибели, несколько раз задев спиной зазубренные камни – особый вид пытки.

Когда уже стало совсем невмоготу, Грей радостно крикнул: «Еще четыреста метров». С тем же успехом мог бы сказать и «четыреста километров». И вот когда колени и бедра уже отказывались подчиняться командам мозга, они вышли к забою.