Подошел, потрогал капот.
– Ты тоже, брат, здесь залетный? Как и я…
Пик-пик! – прозвучала сигналка, и «Марк 2» замигал габаритами, возвещая, что двери разблокированы.
– Ты чего тут тачку гладишь? – спросила Кобра, распахивая водительскую дверь. – Фетишист, что ли? Падай.
– Нормальный аппарат, – хмыкнул я.
– А ты знаток, я смотрю, – иронично кольнула Кобра, заводя двигатель.
– Люблю мужские тачки, – кольнул я в ответ.
– С каких пор? Ах да-а… Дай угадаю, как головой ударился?
– Типа того.
Машина выехала на улицу и покатила в сторону центра.
– Так, щас в одно место заскочим, потом тебя докину, – рулила Кобра. – Морде ни слова, что я тебя видела. Но ты тоже давай, вопрос не затягивай, решай. Нарушение режима лечения дело такое – тебе больничный порежут и прогул влепят. А дальше – очередной залёт, и здравствуй, аттестационная комиссия. Пойдешь кассиром в «Пятерочку», и кто мне кофе варить будет?
– А у тебя в УГРО есть кофемашина?
– Нет. В штабе же есть, починят, наверное.
– В штабе – не канает. Значит, будешь сама растворимый мешать, я же к тебе собрался, переводиться.
Она только фыркнула в мою сторону.
– Не смешно, Яровой.
– Не смеюсь. А куда едем-то?
– Сейчас цветы купим, – майорша свернула в переулок.
– Праздник, что ли? – поинтересовался я.
– Типа того, – проговорила Кобра.
Но как-то грустно, с выдохом. Поджала губы. А я уловил – хочет выговориться, да некому.
При всём её блеске, видно сразу – одинокая. Работой живёт, сутками, без выходных.
Как так получилось, что такая женщина – и одна?
Какие тараканы у неё в голове бегают? Что гложет?
– Не хочешь – не говори, – пожал я плечами, косо глянув, как отреагирует.
Ага… проняло…
– Днюха, – ответила безрадостно женщина.
– У кого? – вскинул я бровь.
Хотя, конечно, уже догадывался. Но надо, чтоб сама сказала.
– У меня.
– Хм… Обычно именинники цветы не покупают, а наоборот. Ну, поздравляю, что ли.
– Спасибо… А цветы… это не мне.
– Ясно. Гостей звала?
– Нет.
– Почему? Можно загудеть. Где тут нормальная шашлычка?
– Это не та днюха, что в паспорте… – она прикусила губу, потом со здлостью ударила по клаксону и прокричала кому-то: – Куда прёшь, олень?! Одни, блин, олени на дорогах…
Я подождал, пока остынет, видимо, выговариваться она не привыкла, и продолжил расспросы:
– Как это? Та – не та.
– А так! – дернулась Кобра, круто выкручивая руль, и меня наклонило на дверь. – Тебе какое дело, Яровой?
– Да так… Поддержать хотел… по-братски.
Женщина помолчала, а потом проговорила:
– Это мой второй день рождения, тот день, когда я выжила, считай, заново родилась.
Руки её с аккуратными ноготками сжались на руле.
– Бандитская пуля?
– Типа того…
Мы молчали, я решил не бередить ей рану, захочет – сама расскажет. Было что-то за всей этой ее стервозностью тонкое, ранимое. Словно за оболочкой сурового майором МВД пряталась маленькая девочка.
Мы заскочили в цветочный магазин с вывеской на английском. По-русски, видать, забыли, как слово «цветы» пишется.
Кобра купила охапку роз. Огромных, алых – как мулета у тореодора. Без слов села в машину – двинули дальше.
Подъехали к старому кладбищу. Оно уже утонуло в зелени, за высоким каменным забором в историческом центре.
Здесь давно уже никого не хоронили. Даже в моё время захоронения перенесли за город. Это место стало памятником.
Хотя… не совсем так. В девяностых сюда ещё подкапывали по-тихому. Только самых важных. С нужной биографией.
