Старец, конечно, мог избавиться от знака олицетворяющего перерождение извилистым мученическим путём отринутой смерти. Но не стал, его цель была иной.
Миновав площадь, он приблизился к статуе воина, чьи широкие плечи срывали закаменевшие наручи, что, пав на колени да опустив голову длинной бороды, продолжал сжимать стальной молот с билом по форме головы ворона, нетронутый и каплею ржи.
– Ну хватит уже дремать. – щелчок пальца по клюву, сбил каменную скорлупу с казавшейся частью статуи, растопырившей крылья птицы.
Встряхнувшись ворон, словно укоризненно посмотрел на потревожившего его покой старца, а затем указал головой на своё седалище.
– А ты уверен, что он достоин. – чуть сощурил глаза незнакомец.
– Кааррр. – утвердительно произнесла мудрая птица.
– А может пусть и дальше пребывает в заслуженном покое.
– Кааррр.
– Много ты знаешь.
– Кааррр.
– А ведь было столько достойных ребятишек и почему дурные ноги принесли меня именно к тебе Бёрг? – словно сетуя, чуть покачал головой старец. Вновь удостоившийся в ответ, возмущенным карканьем.
– Ладно буди.
Повинуясь команде ворон, несколько раз клюнул голову воина, и словно как пару мгновений до этого, со статуи, как и с сомой птицы, стала осыпаться каменная крошка. Являя чернеющим небесам обнаженного ражего широкоплечего мужчину с длинными убранными в хвост волосами и обрамляющей ширококостное лицо ломаного носа с чуть короче, чем у старца бородой.
Рука обратившейся в человека статуи, попыталась ухватиться за рукоять молота. Но оружие перехватил старец, закинув себе на плечо, вынуждая человека завалиться на бок. Пару мгновении незнакомец смотрел на содрогающегося в конвульсиях, судорожно хватавшего воздух раскрытым ртом воина, распластавшегося у его ног, а затем развернулся и двинулся прочь.
– Кааррр. – донесся до старца вопрос парящего над человеком ворона.
– Верну если вспомнит кто он такой и зачем он ему нужен. – Чуть резко бросил неизвестный.
– Кааррр.
– Да чтоб тебя. – отстегнув от пояса ножны с кордом старец бросил его к сведённому судорогой телу. – Столько мальчишек было, а мне достался именно ты Бёрг! Мать воспитала из тебя наглеца без капли скромности. – легкая, но довольная улыбка озарила лицо старца.
Позади взмыв в верх, вестник смерти, заложил вокруг чадящего ненавистью кострища круг, чуть не паля перья потусторонним жаром. Громким призывом вовлекая в свой полёт слетевшихся со всех концов Эльбурга воронов.
Внемлите мне о чада мои! Ибо слова мои, преемницы и рукоположенной провидением длани пророка, принесшего свет его в мир наш тварный. Пречистого Илира! Несут вашим кровоточащим тревогой сердцам и измученным душам, несказанную радость и очищенье! Вчера мы, заручившись словом пречистого и волей его, судами праведными искоренили всех повинных в мракобесии еретическом, захлебнувшем бедные земли от света отлучённые!
Проклятые навечно Молоты, сиречь Вороны бдящие, сгинули в праведном пламени очистительном. А на завтра мы воинством грозным своими чистым кроткими сердцами! Палом зачиненным от святых костров, выжжем всю погонь с проклятых ныне земель. И я как верховная мать судительница, озарённая светом им принесённым, клянусь! Не минует и года как после пала возродятся в чистоте и новой поросли земли с ужасом снедаемыми окрещённые.
Речь верховной матери судительницы Лириам.
Год 488.Храмовая площадь Нагдельбурга.
