– Вечная память! – возгласил митрополит.
– Вечная память! – подхватили певчие.
Князь Константин наклонился к сыну, шепнул:
– Поклонись деду. Попрощайся.
Василько подошел к гробу, поклонился в пояс. Мертвец казался чужим – где грозные брови, где орлиный взгляд? Только седая борода та же, расчесанная, умащенная.
После отпевания – поминальный обед в палатах. Съехались князья со всей Северо-Восточной Руси. Восемь сыновей Всеволода сидели за одним столом – Константин, Юрий, Ярослав, Святослав, Иван, Владимир… Василько сбился со счета.
Разговор за столом шел тихий, осторожный. Все понимали – теперь, когда отца не стало, начнется дележ наследства. Кому Владимир, кому Суздаль, кому малые города?
Василько сидел за детским столом с другими княжичами. Ели молча – даже дети чувствовали напряжение. Только младший Святославич, пятилетний, громко требовал еще меду.
– Тише ты! – одернул его старший брат. – Не видишь – отцы наши думу думают?
И правда – взрослые князья о чем-то шептались, хмурились, качали головами. Василько видел, как отец с дядей Юрием переглядываются. Оба – старшие сыновья Всеволода, обоим хочется главными быть.
Через месяц после похорон деда князь Константин созвал бояр на совет. Собрались во владимирской гриднице – огромной палате с расписным потолком. За длинным столом сидели знатнейшие мужи: седобородый Гюрята, молодой Творимирич, воеводы, тысяцкие.
Василько привели с собой – пусть княжич привыкает к делам государственным. Усадили на лавку в углу, дали деревянного коня – играй тихо, не мешай.
– Господа бояре, – начал Константин. – Отец наш преставился, царствие ему небесное. Теперь решать – кому на Владимирском столе сидеть.
– По завещанию покойного великого князя, – встал Юрий, – стол Владимирский – мой. При свидетелях сказано, в грамоте записано.
– Завещание против обычая идет! – возразил Константин. – Испокон веку старшему сыну – старший стол. Я старший – мне и княжить.
– Ты сам говорил, брат, что Ростовом править хочешь. Так правь Ростовом, а Владимир – мне оставь.
– И Ростовом, и Владимиром править могу! Как батюшка правил!
Голоса становились громче. Бояре переглядывались тревожно – братья Всеволодовичи готовы сцепиться прямо за столом.
Василько слушал, но мало что понимал. Взрослые слова – "стол", "удел", "старшинство" – кружились в голове. Скучно стало. Тихонько сполз с лавки, нырнул под стол – там можно спрятаться в своем мире.
Под столом было свое царство. Полумрак, пахло воском от свечей и кожей от сапог. Через щели в скатерти пробивался свет. Василько устроился поудобнее на медвежьей шкуре, что лежала под столом для тепла.
Сверху доносились голоса – теперь уже почти крики:
– Война будет, коли не уступишь!
– Сам войны хочешь, Константин!
– Братоубийство на Руси начнется!
– Бог рассудит, кто прав!
Василько достал из-за пазухи уголек – утром стащил из остывшей жаровни, хотел Митьке показать. Нашел под ногами дощечку от сломанной лавки. Начал рисовать то, что слышал.
Вот меч – кривой, с зазубринами. Вот еще меч – прямой, грозный. Мечи скрестились. Вокруг – лица, злые, с оскаленными зубами. Еще мечи, еще лица. Война получалась.
Увлекся, не заметил, как голоса стихли. Вдруг скатерть приподнялась. Отец присел на корточки, заглянул под стол:
– Ты что там делаешь, Василёк?
Княжич хотел спрятать дощечку, но князь уже протянул руку:
– Покажи.
Взял рисунок, долго разглядывал каракули. Лицо становилось все печальнее.
