– Я вас всех услышал, господа, – начал подводить итог Корнилов. – Кроме того, что Екатеринодар пал, за пределами армейского региона мы не владеем оперативной обстановкой. Кругом многочисленные красные банды. Известий об отряде Покровского нет. Сегодня же я готовлю приказ о повороте армии на юг, за Кубань…
Как только разошлись полевые командиры, к Корнилову явились генералы Деникин и Романовский.
– Мы только что узнали, Лавр Георгиевич, от Боровского, что вы издаете приказ о повороте армии за Кубань – начал с некоторым раздражением генерал Деникин. – Во-первых, такие решения нельзя принимать без мнения своего заместителя и начальника штаба, я уже не говорю о мнении генерала Алексеева. Во-вторых, мы с Иваном Павловичем считаем, и с нами согласен Михаил Васильевич, что отклоняться от главной цели похода нецелесообразно.
– Я с вами согласен, Антон Иванович, во-первых, и, во-вторых, – ответил Корнилов. – Но вы говорили с Марковым и Неженцевым?
– Нет, – ответил Деникин.
– Вот видите. А они сегодня мне доложили о состоянии своих полков. У них большая убыль людей и крайнее утомление – и физическое, и моральное. Иван Павлович, Вы, как начальник штаба, знаете об общих потерях армии за три недели похода, – обратился Корнилов к генералу Романовскому.
– По моим сведениям, погибло около 200 человек. Столько же пропало без вести, включая дезертировавших из армии. В обозе скопилось более 500 раненых и больных.
– Таким образом, из строя выбыло около тысячи человек. А пополнения крайне малы. Офицеры и юнкера к нам не могут пробиться из России, приток кубанцев невелик. Если бы держался Екатеринодар, – продолжал говорить Корнилов, – тогда не было бы двух решений. Но теперь рисковать нельзя. Мы пойдем за Кубань и там, в спокойной обстановке, в горных станицах и черкесских аулах, отдохнем, устроимся и выждем более благоприятных обстоятельств.
На следующее утро Корнилов издал приказ: «Армии вечером 5 марта, с наступлением сумерек, соблюдая полнейшую тишину, двинуться на Усть-Лабинскую переправу».
Весна 1918 года на Кубани была на редкость неустойчива. Днем землю пригревало солнце, и снег весь растаял, его островки лежали только в оврагах. Но по ночам температура опускалась ниже нуля. Холодной ночью 6 марта армия вышла из станицы Кореновской. В авангарде шел Корниловский полк, в арьергарде – Партизанский. Добровольцы, поеживаясь и подняв воротники шинелей, длинной вереницей двинулись в неизвестность.
Корнилов предполагал остановиться в станице Раздольной на большой привал. Но, как только рассвело, войска Сорокина заняли Кореновскую, и Партизанский полк покидал ее под аккомпанемент разрывов вражеской артиллерии. Вся колонна двинулась дальше, но в двух верстах от станицы Усть-Лаба остановилась: окраины станицы и железнодорожная насыпь были заняты большевиками. Армия оказалась между двух огней.
Корнилов со штабом, текинцами и кавалерией находился в середине колонны. Здесь же был обоз и Офицерский полк. В обозе около тысячи человек раненых и беженцев. Это самое слабое и уязвимое место армии. Прискакал гонец от Богаевского: сильно теснят красные, необходимо подкрепление. Что делать?
Корнилову не впервые находиться в сложном положении; все верят в его военный гений. Он знает: с такой армией можно решать любые задачи. Командующий тут же выдвигает вперед Юнкерский батальон и Корниловский полк. Первый пошел правее на видневшуюся насыпь железной дороги из с Кавказской, второй – прямо на станицу. Офицерский полк Корнилов придерживает в резерве: без резервов сражения не выигрываются, да и обоз надо прикрыть. Все знают: если раненые добровольцы попадут в руки к красным, смерть для них неминуема. До командующего доходили слухи, что офицеры, оставшиеся в новочеркасских и ростовских лазаретах, перебиты большевиками.
