Юнкера двигались быстро, без выстрелов. Встреченные перед самым полотном дороги огнем неприятеля, с криком «Ура!» ударили в штыки и вскоре скрылись. Большевики отступили вдоль полотна в сторону станции Кавказской. Юнкера заняли позицию, чтобы прикрыть армию со стороны Кавказской.
Корниловцы выслали колонну в обход станицы и наступают тихо, выжидая результатов обхода. В цепях виднелась черная папаха генерала Казановича. Он добровольно пристал к полку Неженцева.
– Совестно так, без дела, – ответил он, улыбаясь, на чей-то шутливый вопрос.
Генерал-майор Борис Иванович Казанович совсем недавно вместе с генералом Трухачевым прибыли в распоряжение армии из Ростова, где они, нелегально проживая под видом рабочих, собирали разведку для Корнилова. У командующего нет свободных частей для господ генералов, и он оставил их пока при штабе. Корнилов знаком с Казановичем еще с Туркестана. В 1917 году он командовал 6-й Сибирской стрелковой дивизией.
Корнилов, как всегда, с самого возвышенного места наблюдает за ходом боя. Несколько поодаль стоит генерал Алексеев со своим адъютантом, ротмистром Шапроном, и с сыном. Ему тяжко в его годы, с его болезнью, но никогда еще никто не слышал из его уст вздоха малодушия. Тщательно избегая всего, что могло бы показаться Корнилову вмешательством в управление армией, он бывал, однако, всюду – и в лазарете, и в обозе, и в бою; всем интересовался. Он все принимал близко к сердцу и помогал добровольцам, чем мог – советом, словом ободрения, тощею казной.
Головная колонна корниловцев едва прошла полверсты, как на окраине станицы затрещали ружья, пулеметы. Со стороны Екатеринодара показался бронепоезд и открыл огонь из пушек шрапнелью. Видно, к большевикам подошло подкрепление.
Опять Корнилов в жестоком огне, и Марков горячо нападает на штаб:
– Уведите вы его, ради Бога.
– А вы сами попробуйте, Ваше превосходительство! – отвечает, улыбаясь, всегда веселый генерал Трухачев.
Но Корнилов, как бы откликаясь на призыв Маркова, дает команду ввести в бой Офицерский полк. Едва марковцы уходят в бой, как сам командующий со штабом и кавалерией отравляется в сторону станицы Усть-Лабы.
Для обоза создается критическое положение. Он без прикрытия. Все войска в авангарде, в арьергарде тоже идет бой. Впереди и сзади трещат выстрели, ухают орудия.
Раненые поднимаются с подвод, тревожно озираются кругом. Обоз волнуется. Бой гудит и раскатывается артиллерией. Зловещий гул близится к обозу с ранеными.
– Слышите, слышите? – говорит юнкер молодому капитану с перебитыми ногами. Бой приближается к нам.
– Ничего, юнкер, Бог, не выдаст, свинья не съест. У меня револьвер с тремя патронами. Если что, после меня ваша очередь. Главное – не попасться большевикам в плен. Умучают, – нервно отвечает капитан и беспомощно откидывается на подушку…
Вдруг он отрывается от подушки и громко произносит:
– Простите меня, господа, Христа ради!!! Сегодня же Прощенное воскресение…
– Бог простит, и я прощаю! – раздается со всех сторон. Все в колонне раненых просят друг у друга прощении. Завтра начинается Великий пост, но, к сожалению, он не остановит кровопролитие.
Со стороны арьергарда показываются какие-то люди. Легкораненые хватают винтовки и залегают в цепь. У всех лица озабоченные, строгие. Слава Богу, это свои.
– Ну что? Как? – спрашивают с телег раненые.
– Ничего, наседают, отбиваемся, – отвечают спокойно идущие.
